– Все нормально, это мои орлы вернули наших мотодрузей, сбежать, наверное, хотели через окно. – Он резко наклонился к бледнеющему «инспектору». – Кто главарь банды?! Имя?!

– Дима… Чабан…

– Кто участвовал в нападении на деревню?

– Не знаю.

Панкрат воткнул палец в кадык «инспектора», тот закатил глаза от боли, но быстро пришел в себя.

– Повторяю: кто был в команде налетчиков?

– Я не интересовался, – «гаишник» заторопился, видя сдвинутые брови Воробьева. – Знаю только троих: Петуха… Петухова, Харчука и Силкина. Петух здесь. – Он кивнул на спальню.

Панкрат вышел в соседнюю комнату и вскоре вернулся с голым мужиком, тощим и нескладным, со впалой грудью, с рыжей порослью на подбородке, которую трудно было назвать бородой, и крупным носом, действительно напоминавшим клюв. Грива у него зато была выдающаяся, рыжая, пышная, хотя и неухоженная, грязная. Кличка Петух ему вполне подходила. Прикрывая гениталии руками, он просеменил на середину помещения и быстрым взглядом исподлобья оглядел присутствующих. Панкрат вернулся в комнату с девицами, принес черные кожаные штаны, бросил на руки Петуху.

– Надевай. Ты был в деревне утром?

Петух снова оглядел допрашивающих исподлобья, облизнул губы, посмотрел на «гаишника» с красными пятнами на щеках от пощечин, и Панкрат поразился тому, как эти два разных человека похожи, особенно волчьими взглядами. Шагнув вперед, он легонько стукнул рыжего по затылку.

– Повторить вопрос?

– Не надо, – заторопился Петух, постоянно облизывая узкие бледные губы. – Я был… не один… я ничего… никого не трогал… только водку взял…

– А кто трогал?

Взгляд на «гаишника», тусклый блеск в глазах, короткая заминка, и тут же новый щелчок по затылку: Панкрат был неплохим психологом и не хотел упускать инициативу.

– Не тяни время.

Крутов резко шагнул к мотоциклисту, так что тот отшатнулся, взял его за шею и приблизил его лицо к своему, глядя, как у парня расширяются зрачки:

– Кто стрелял в деда и бил старуху?! Быстро!

Петух вдруг натурально заплакал, рухнул на колени, глядя на Крутова снизу вверх.

– Не убивайте меня, у меня дети… мать больная, я не стрелял, не убивайте… дети…

– Тьфу! – сплюнул Панкрат. – Таких подонков надо убивать еще до того, как они обзаведутся потомками. В крайнем случае кастрировать. – Он присел возле плачущего бандита на корточки. – Успокойся, мразь, не будем мы тебя убивать, только покалечим маленько… чтоб на мотоцикл не смог больше сесть. Кто стрелял в деда, если не ты?

– Серый… Боб… то есть Борис Силкин… а кто старуху бил, не знаю, может, Харчо… Киса Харчук…

– Брешешь, сучара! – донеслось из спальни, и на пороге возник еще один любитель сексуальных утех, плотный, низкорослый, с широким плоским лицом, на котором выделялись маленькие глазки-буравчики. Затылок и виски у него были выбриты, а посреди головы проходил колючий гребень коротких волос.

– Это же ты ее ударил, сначала в грудь, потом ногой в живот! На кого свалить хочешь, падла?!

Последующие события произошли в течение долей секунды.

Рыжеволосый вдруг взвился в воздух прямо с колен, как пружина, увернулся от руки Крутова, схватил со стола нож и метнул в своего приятеля: взмах руки, бросок – и нож вошел в шею широколицего. Удар этот назывался дзигай и выполнен был мастерски. Но больше ничего сделать Петух не успел. Панкрат ухватил его за плечо, развернул к себе и растопыренной ладонью ударил в лицо, вплющивая в него нос. Рыжеволосый обмяк, теряя сознание.

Конец ознакомительного фрагмента.