О социальном состоянии первобытного человека мы не знаем абсолютно ничего, а праздные рассуждения нам не нужны. Праотцы наши могли быть такими же строгими приверженцами моногамии, как Уистон или Примроуз, а быть может, дело обстояло и совершенно иначе. У нас нет никаких сведений на этот счет, и вряд ли она будет получена. За бесчисленные века, прошедшие с тех пор, как мужчина и женщина впервые бродили рука об руку по счастливому саду или раскачивались, как обезьяны, среди густых лиственных крон девственного леса, их отношения могли претерпеть бесчисленные изменения. Ведь человеческие отношения, как и многое в природе, словно движутся по кругу: социальный маятник качается то в одну, то в другую сторону: в политической сфере – от демократии к деспотизму, от деспотизма к демократии; так и в сфере устройства человеческих отношений он, возможно, не раз колебался между либертинажем и моногамией.

Странным подобием магии, какой-то причудой воображения человек снова и снова создает себе мираж золотого века в далеком прошлом или далеком будущем, мечтая о блаженстве, которого никогда не было и не может быть. Что касается прошлого, то печальный долг антропологии – развеять этот сон и изобразить дикость в ее истинных красках. Мы попытались сделать это в данной книге. Мы ничего не оправдываем, ничего не смягчаем и, будем надеяться, ничего не преувеличиваем. Как наглядное свидетельство своеобразной формы общества, которая вскоре должна отойти в прошлое, эта книга может сохранять интерес даже тогда, когда с развитием знаний ее ошибки будут исправлены, а теории, возможно, заменены другими, более близкими к истине. И хотя мы никогда не стеснялись ни строить теории, которые, как нам казалось, соответствовали фактам, ни отбрасывать их, когда они переставали соответствовать им, нашей целью в этой и других работах было не пестование гипотез, которые блеснули на мгновение и исчезли. Нашей целью было путем сбора обширных данных и точной классификации фактов заложить широкий и прочный фундамент для индуктивного изучения первобытного человека.

Устаревшая точка зрения, что дикари выродились из более высокого уровня культуры, на котором когда-то стояли их предки, лишена как доказательств, так и правдоподобия. Напротив, те скудные и отрывочные сведения о низших народах, которой мы, к счастью, располагаем, свидетельствует, что в целом даже самые дикие племена достигли своего низкого уровня культуры от еще более низкого и что движение вверх, хотя и медленное, почти незаметное, было реальным и устойчивым вплоть до момента соприкосновения дикости с цивилизацией. Момент такого контакта является критическим для дикарей. Если интеллектуальный, моральный и социальный разрыв, отделяющий их от цивилизованных пришельцев, превышает определенную величину, то рано или поздно дикари неизбежно должны погибнуть; удар от столкновения с более сильным сообществом оказывается слишком сильным, слабый бьется о стену и разбивается вдребезги. Но если, с другой стороны, пропасть между двумя конфликтующими сообществами не столь широка, чтобы быть непреодолимой, есть надежда, что более отсталое сообщество сможет воспринять более высокую культуру другого и выжить. Так было, например, с нашими предками-варварами при сношениях с древними цивилизациями Греции и Рима; так может быть и в будущем с некоторыми, например, чернокожими народами современности при контакте с европейской цивилизацией. Время покажет.