Рост и некоторые многозначительные «детали» комплекции, помимо языка могут компенсироваться однополой одеждой-«unisex», лозунгами и рекламой, которые формировали бы «sexсознание наоборот», но это не решает задачу гендерной унификации на всю глубину. Свою часть пути должны пройти мужчины. С неохотой, со скрипом, но они тоже расстаются с половой акцентуацией. Конечно, не столько «из вежливости» или под влиянием патологических масс-медиа, сколько потому, что как когда-то женские, так теперь мужские качества для успешного функционирования общественного производства перестают иметь принципиальное значение. Субъектность человека умаляется вплоть до его «смерти» – вопрос обсуждаемый в постмодернизме как основной. Если актор не способен к любви, но сохраняет пол и сексуален, то у агента и человеческого фактора минимизируются и эти свойства. Различия людей в силе и росте перед лицом башенного крана, в ширине шага перед автомобилем, расчет на 2 хода дальше в сравнении с компьютером теряют значение. Техника – вот великий уравнитель всех природных неравенств. Если традиционная культура подчеркивала, закрепляла и использовала половой диморфизм, то становясь технологией, она его размывает, обесценивает. Движение человечества по пути стандартизации требует выравнивания, «обрезания лишнего» прежде всего у его мужской части. У женщин еще есть надэмпирическая цель для усилий – догнать, наконец-то, мужчину. И хотя это движение вверх по лестнице, ведущей вниз, на эмпирическом уровне (а средний человек в норме глубже не мыслит) оно доставляет некое удовлетворение. Перед мужчиной такой цели нет: зачем бежать, если ни за чем не угнаться. Эта тупиковая для человека как родового существа ситуация проникает в его подсознание. Нет целей, нет и мотивации, которая составляет половину способностей. Антропологический кризис, «разброд и шатания» по закону полового отбора переживают прежде всего мужчины, по крайней мере те, кто не поменял «гендер» или не переселился в иной, виртуальный мир. На смену интересу к высоким целям и метафизическим утопиям пришла идеология приспособления к высоким саморазвивающимся технологиям. Человеческому фактору в них половое измерение мешает, как мешают национальные, возрастные, семейные да и другие профессионально не нормализованные личностные особенности. Поскольку характер происходящих социальных процессов от человека зависит все меньше, то его личность – ничто, а имидж – все. Который конструируется тем успешнее, чем материал податливее. Поверхность важнее глубины, о чем неустанно и не случайно говорят постмодернисты.

Ослабление телесно-духовных различий между полами, дошедшее до конструирования социальной парасексуальности является фундаментальным признаком становления «одномерного человека». Об этой угрозе впервые заговорил идеолог сексуальной революции и кумир молодежи 60-х годов Г. Маркузе. Он и его последователи полагали, что одномерное общество сексуальной революцией может быть «взорвано», разомкнуто. Она должна избавить любовь от ограничений прежней ханжеской морали и способствовать новой, всесторонней и более глубокой чувственности. Дионис (Орфей) оттеснит с авансцены современной жизни слишком рационального техно-экономического Прометея (Гермеса). Ирония истории привела к обратному результату. Без изменения структуры социальных отношений и при усилении их технологизации одномерность проникла в последние интимные пласты человеческого бытия. Если перестают иметь значение различия по полу, то какие свойства личности еще значимы? Все становятся одинаковыми и взаимозаменимыми как гвозди в ящике. Отрыв сознания от телесности, а затем и утрата сексуальной идентичности – это настоящее торжество One-Dimensional Man. Его завершением будет появление «человека без свойств», функциональная модель которого проигрывается в Сети, где от личности остается «разговор», чье авторство с трудом обнаруживается в стилистике получаемых и отправляемых текстов. Захотев узнать о субъекте разговора что-то больше, надо предпринимать специальные усилия, выходящие за рамки виртуальной реальности. Отпадает не только пол, но и ценностно сконструированный гендер. «Борьба за штаны» заканчивается тем, что неизвестно на кого их одевать. От так удручающего феминисток проявлявшегося в течение всей истории человечества господства мужчин (по числу гениев и идиотов, святых и преступников, самозабвенных любовников и бесчувственных чурбанов – у них больше амплитуда колебаний) остается лишь характерный для программистов и хакеров более высокий IQ. По другим телесно-духовным параметрам они заметно уступают обычным людям. В предметном мире до такого лишения человека его свойств дело пока не дошло, хотя набирает силу тенденция к стиранию различий между вещами (артефактами) и людьми. Какой тут диморфизм полов, если исчезает диморфизм живого и неживого! Услужливые теоретики уже обосновывают необходимость уравнивания, «симметризации» человека с машиной, прежде всего с интеллектуальными компьютерными системами и создания киборгов. Своеобразное распространение гендерности на бытие в целом, или быть может вернее, гендеризм есть следствие, начальный этап человеко-машинной гибридизации и энтропийной симметризации бытия вообще. Все эти отрицающие идентичность человека тенденции из-за нашего нежелания смотреть правде в глаза могут реализоваться быстрее, чем заложено в самих объективных процессах. Или медленнее, если мы будем давать им адекватную оценку.