Становление индивида как личности шло рука об руку с процессом его выделения из рода, а потом и общины. Между родом и личностью образуется разрыв, который в ходе истории расширяется. Его можно считать выражением драмы взаимодействия природы и культуры. Их противоречие разрешалось прежде всего через изменение места половых отношений в обществе, способов реализации «основного инстинкта». На стороне рода – телесность, потребности продолжения природно-биологического существования человека, радость, которую он получает от их удовлетворения, на стороне личности – сознание, хотя вначале еще «родовое», связанное с овладением внешней природой, ее использованием ради облегчения жизни, удовлетворения от достигаемых целей. Воздвигаемые перед непосредственной чувственностью препятствия, ее «преследование» вплоть до подавления, вели к усложнению и сублимации переживаний, их возгонке в более тонкое состояние. Но как бы это соотношение родового и индивидуального ни менялось, закон сохранения человека в качестве особого биологического вида ставил ему границы: поддерживать взаимное влечение полов, служа тем самым источником продолжения жизни.
Считается, что связывать с полом все формы любви – чувство красоты, дружбу, симпатию, милосердие, любовь к Богу (как делал, в частности, З. Фрейд) значит вульгаризовать проблему. Вряд ли, однако, будет убедительнее эту связь совершенно разрывать. Да, стороны здесь полярны: от «никакой любви нет», в лучшем случае она «ловушка для воспроизводства вида», в которую, подразумевается, умный человек не попадет, до: «любовь – божественная (космическая) сила», к которой секс не имеет отношения. Эта полярность факт, но она континуальна. Исключая, ее стороны предполагают друг друга. Это не две разные субстанции, хотя бы и в единстве, а одна, хотя в разных состояниях. Идентичность человека как Homo sapiens обусловлена сохранением континуальности как таковой. Потеряв способность к любви, он не возвратится в животное и даже в варвара, а утратив интерес к сексу, он не станет ангелом и даже святым. Это будет трансформация в какое-то иное качество, которая сейчас практически начинается. Пока же надо напомнить о высочайшей ценности любви, до сих пор признававшейся человечеством. Как впрочем и секса, ибо различая корни и вершину дерева, не стоит их расчленять (чтобы не наломать дров).
О ценности любви пора именно напоминать. Вряд ли в техническую, поставившую под вопрос все природное, эпоху, о ней можно сказать что-либо лучше, чем прежде. Мифы и великие философские учения Древнего Востока, Камасутра и притчи царя Соломона воспевают любовь как главное в жизни человека. Ею пропитана почва, на которой выросла и европейская культура. «Omnium procedit ex amore» (Все происходит от любви) – утверждали римляне. Или христианство: «Бог есть любовь», Евангелие (Благая весть) – это весть о любви Бога к людям. Соответственно, основной заповедью их жизни должна быть любовь к ближнему. Люби и делай что хочешь, формулирует суть христианской морали Августин Блаженный. Как смысл бытия, как синоним счастья любовь рассматривалась в эпоху Возрождения и в Новое время. Не только духовная, на что делало упор христианство, но и телесная. «Доставшиеся нам несколько глотков волшебного напитка любви, – говорил Гете, искупают все тяготы жизни». Любовь – это солнце, вокруг которого вращается человеческая жизнь, она во взлетах творческого вдохновения и страданиях, святости и неврозах – в литературе, живописи, остальных формах искусства. «All you need is love» (Все в чем Вы нуждаетесь – это любовь) дает совет нашим современникам, пожалуй, последний выдающийся представитель гуманизма Э. Фромм. Признание абсолютной ценности любви можно найти не только в высокой, но и массовой, молодежной культуре, хотя все больше в какой-то печальной, пугающей тональности.