Уже в этот момент девушка напряглась. Она поняла, что интересует Беляева и о чем он сейчас конкретно спросит. Не знала только, как ответить. По крайней мере, правду, точно нельзя говорить.

– Кроме меня, Вы больше никого не… – Максим Сергеевич прервался и покачал головой, усмехнувшись. Его данная формулировка, как и сам способ, явно изумляла. – Кроме меня никого не чувствовали?

– Нет. – Саша очень искренне смотрела ему в глаза.

Главное правило, когда врёшь, а тем более, когда врёшь нагло, ни в коем случае не отводить взгляд. Если хоть на мгновение это произойдёт, собеседник интуитивно почувствует ложь. Хотя, между прочим, на самом деле, можно говорить все, как есть, совершенно правдиво, но смотреть в другую сторону. Вовсе это не показатель. Но дед говорил, так устроен человеческий мозг. Отвернулся собеседник, значит он не может выдержать прямого взгляда. Не может выдержать, значит – соврал.

– Странно… – Беляев уставился куда-то в пустоту. – Я помню… Уверен, точнее… Был ещё кто-то. И знаете, что интересно, Александра Сергеевна, этот кто-то вовсе не мой коллега. Ладно, опустим пока данную тему… Значит, говорите, они учились в одной школе?

– Да. – Саша еле сдержала вздох облегчения. Она точно не хотела признаваться чекисту, что убила человека. Пусть даже защищаясь. – Просто вот… смотрите…

Девушка взяла папку с личным делом Ведерникова, рядом положила информацию по Филатовой.

– Вот… – Указательным пальцем провела по нужной строчке. – Белая чигла, Аннинского района. Это место, где родилась и жила Филатова. Поселок Анна – Ведерников оттуда. В небольших деревнях либо имеется начальная школа, либо восемь классов. Старшие, девятый и десятый, как правило, деревенские заканчивают в райцентре. Там школа всегда больше. Не утверждаю на сто процентов, но думаю, так и есть. Надо проверить.

– Вы говорите, они никогда не подавали вида, будто знали друг друга до завода?

– Никогда. – Саша отрицательно покачала головой. А потом, не выдержав, задала вопрос, который ей, например, тоже был очень интересно выяснить. Тем более, раз уж у них настала пора откровенных разговоров. – Максим Сергеевич, так кто Вы? На самом деле? Если работаете на Комитет, почему здесь сейчас сидите? В этом кабинете? Вы же работаете на Комитет? Верно?

– Верно. – Беляев не стал отпираться. – Это очевидно. Считайте, что Вы – моя основная работа. Все остальное – по совместительству. Знаете, что хочу сказать… Как-то все не складывается. Вот такое ощущение, будто куски чего-то целого лежат прямо передо мной, а я не могу сообразить, как конкретно их надо собрать. Но в принципе, момент, на который Вы обратили внимание, да… интересно. Зачем им скрывать общее детство, если это так? Александра Сергеевна, для Вас будет задание…

Саша закрыла папки, отодвинула их в сторону и уставилась на Беляева, пытаясь сообразить, как это так вышло, что она теперь, пусть косвенно, но работает на Комитет? Дед в гробу, наверное, перевернулся.

Он категорически был против любого взаимодействия внучки с этой системой. Хотя, ее, наоборот, с детства очень интересовало все, связанное с опасной работой тех, кто защищает Родину, оставаясь невидимым. Она одно время даже грезила о таком будущем. Правда, мечтала не о «полевой» работе, не о кабинетной. Саша на полном серьёзе хотела служить в разведке.

У деда случился нервный припадок, когда она впервые об этом сказала вслух.

– Ты с ума сошла?! – Виктор Николаевич со всей силы стукнул кулаком по обеденному столу. – Забудь! Думать на смей. Во-первых, тебя близко не подпустят к границе. Не забывай обо мне. Или ты думаешь, они так замечательно отнесутся к внучке Ершова? Во-вторых, ты – женщина. Девушка, то есть. Но женщина. Какая, к чёртовой матери, внешняя разведка. Уже одни герои имелись. И что? Где они? Я тебя спрашиваю?