Рут глянул исподлобья и направился к выходу.
– А ну стоять!
Девушка резко схватила за руку и рванула того обратно к раковине.
– Что ты творишь! А ну отпусти!
– Ты никуда не пойдешь, пока я не обработаю твой порез.
– Что? Ты глухая? Я сказал, что мне ничего не нужно!
– Тебе нет, а твоему лицу нужно.
– Так, все. Делай тут что хочешь, но без меня. Иди, облагодетельствуй весь мир, пожалуйста. А меня оставь в покое!
Рут снова рванулся к выходу.
– Встал на место и заткнулся! Никто отсюда не уйдет, пока я не обработаю рану, ясно?
Анита нежно, но сильно толкнула парня к умывальникам, там свет лучше. Достала мазь, осмотрела бровь. Уверенными и мягкими движениями потрогала место, чтобы понять глубокая ли рана. Вроде не сильно, это хорошо. Значит, хватит того, что она принесла.
Протереть сухой салфеткой, промокнуть антисептиком, намазать, аккуратно заклеить. Вот, вроде, и все. И чего было так брыкаться?
– Все, свободен. Можешь и дальше строить из себя гордого в одиночестве.
Девушка развернулась и направилась к выходу.
– Ты врач что ли? – Только это и нашелся ответить Рут.
– Нет, мой отец врач. У него научилась.
И Анита удалилась, слегка хлопнув дверью.
Ты невыносима
Мир – это сплошная игра в доминошки.
Тихо-тихо. Затаив дыхание, на носочках. Крадется к щелке света, сливаясь с шепотом дома. Перешагнуть скрипящую ступеньку. Нащупать пальцами знакомую трещинку в углу. Вдохнуть едкий запах, улыбнуться.
Вечная игра, такая забавная, понятная, и успокаивающая. Еще шаг, рука на ручке двери. Рывок на себя.
– Бу!
Зажмуриться от яркого света и рассмеяться от подпрыгивающего силуэта, издающего громкое "аааа".
– Ну, е-мае, Сис! Когда ты прекратишь это делать??
– Извини, ты всегда такая забавная. – Рут плюхается на кровать и продолжает смеяться. – Прости, прости. Что творишь на этот раз? Бомбу?
– Нет. Но если ты не перестанешь, то точно найдешь бомбу у себя под подушкой, я обещаю!
– Да ладно тебе, не злись.
– Я, между прочим, из-за тебя чуть плату не угробила! Ты хоть представляешь, сколько пришлось бы переделывать? А экзамен уже на носу.
– Ну ладно, ладно. Сказал же, прости. Так что делаешь? Канифолью воняет, как только к дому подходишь.
– Как будто тебе и правда интересно. Все равно ничего не поймешь. Будешь валяться тут, поддакивать, а у самого взгляд тупой-тупой.
– Эй! Вот давай без оскорблений! А то я тоже начну.
– Ну и пожалуйста.
Пауза молчания заполнилась шипением паяльника в канифоли. Струйка дыма растворилась в уже и так задымленной комнате. Рут привык, Рут знает, что его сестру не заботит ничего, кроме этих железяк. Даже форточку открыть не в состоянии. Еще в детстве та тащила в дом всяких хлам со свалок и собирала из него игрушки. Как-то даже испачкала в смоле новую куртку. Как только ни пытались отмыть, не вышло. Конечно, знатный нагоняй тогда получили. Эстер за содеянное, а Рут за то, что не уследил. Но сейчас эти воспоминания вызывают только улыбку. Вот такая она, ну и что.
– Ты мне лучше расскажи, что с лицом. Винсент не обрадуется.
– А, кстати, где он?
– А я знаю? Я за ним не слежу.
– Ну и ладно.
– Так что с лицом то? Это Дан тебя так приложила? Можешь передать ей мою искреннюю благодарность.
– Очень смешно. Я просто упал.
– Как удачно.
Эстер рассмеялась, оторвалась от работы с платой, повернулась и подмигнула.
– Знаешь, мне даже не придется подсовывать тебе бомбу, сам однажды угробишься. Ты сам и есть бомба. И часики тик, тик, тик.. – Она приложила палец к виску и сделала вид, что стреляет. – Бам! И осколков не останется.
Рут хотел было обидеться, но передумал. На сестру просто невозможно обижаться. Вечно как скажет что-нибудь, разозлит, а через пять минут забудет. А потом удивляется, что не так то? Невозможная.