– Это было там, – Стефан пожимает плечами, дым из его трубки плавно стелется по ним. – А теперь ты здесь.

– А там меня больше нет? – мой голос дрожит.

– В каком-то смысле. Признаться, довольно тяжело находиться сразу в двух местах. На это может не хватить времени.

Времени! Он снова говорит о времени. Ускользнувшая было мысль снова начинает крутиться в моей голове.

– Это может показаться странным… – начинаю я и замолкаю.

– Здесь не может быть странным ничего, – твердо говорит Стефан, я приободряюсь.

– Вы постоянно говорите о времени. А я в последние месяцы перестала его замечать. Это как-то связано?

Стефан немного задумывается.

– Время – вообще очень сложное понятие. Иногда его кажется слишком много, а порой трудно уловить то, как оно исчезает. Зависит от того, кто им распоряжается.

– Я своим распорядилась? – все еще лелею надежду на кому, из которой меня обязательно выведут.

Стефан бросает быстрый взгляд в сторону одного из зеркал, но смотрит куда-то выше. Я поспешно смотрю туда же.

Черт. Там часы.

За 10 лет до моей смерти

Снимая ботинки в прихожей Антона, я чувствую подсознательное желание надеть их обратно и пулей выбежать из квартиры. Но я ругаю себя за трусость, отмахиваясь от советов внутреннего голоса.

Мы проходим в его комнату, в квартире нет никого, кроме нас. Я робко присаживаюсь на кресло, пока Антон делает чай на кухне.

У меня еще есть время сбежать. Но я продолжаю сидеть.

– Чувствуй себя как дома, – Антон подает мне чашку с горячим чаем.

– У меня дома не так, – качаю я головой, прихлебывая обжигающий напиток.

– А как?

– Мама слишком лезет в мою жизнь, я постоянно отчитываюсь, где я и что делаю, в то время как отцу вообще фиолетово, что я существую.

– Меня тоже предки достают, – говорит Антон. О Боже, наконец-то кто-то меня понял!

– Две недели назад умер мой кот, – зачем-то говорю я. Тоска захлестывает меня каждый раз, как я думаю о нем. Я не могу не думать о нем.

– Это тот, что разорвал мой фен? – вспоминает парень.

– Да, – он как живой все еще стоит у меня перед глазами.

– Хотел уберечь детишек от наркотиков.

Я ничего не отвечаю.

– Ты такая красивая, Алиса, – без перехода говорит он, и я смущенно улыбаюсь, опуская глаза на кружку. – Ты нравишься всем парням в компании. Но никому не отвечаешь взаимностью, почему?

– Ну… мне никто не нравится.

– Никто? – усмехается Антон. – А я?

– А ты нравишься, – краснея, признаю я.

Я не замечаю, как он садится на подлокотник кресла, в котором сижу я. А когда понимаю, насколько он близок, чувствую, как немеют ноги. Нас разделяет пара сантиметров. Он слышит мое сбивчивое дыхание и внезапно обнимает меня. Я забываю, как дышать.

Антон ведет меня за собой, увлекая на широкую кровать. Мне страшно, но я не сопротивляюсь. Он гладит меня по спине, талии, его руки настойчивы.

– Подожди, – пытаюсь сказать я, но он закрывает мне рот поцелуем. До этого я никогда не целовалась. Страх и желание почувствовать себя взрослой сцепились в яростной схватке, вызывая во мне взрывную эмоциональную бурю.

Когда он расстегивает пуговицы на моей кофте, я хочу его остановить, но меня будто парализует. Он стягивает ее с меня, его движения тверды, ладони исследуют мое тело. Я хочу крикнуть, но не могу, я лишь моргаю, не в силах оттолкнуть его.

Глаза Антона горят нехорошим огнем, меня сковывает животный страх и предчувствие непоправимого.

– Расслабься, – шепчет он, по моей спине бегут болезненные мурашки.

– Не надо…

– Прекрати, я все сделаю аккуратно.

– Я не хочу…

– Ты хочешь, просто не знаешь. Тебе понравится.

– Нет! – последние силы уходят на этот протест, физически я в полном ступоре.