Они расстались друзьями. Все трое явно торопились. Было уже четыре часа – самое время для свидания с женщиной для француза, имеющего возможность позволить себе эту роскошь.

Франк не успел очутиться на улице, как уже стряхнул с себя свое раздражение. Он обладал способностью концентрироваться на деле так долго, как только это было необходимо, и сразу же, по желанию, переставать думать о нем. Он старательно культивировал и развивал эту способность, – одно из его качеств, за которое его любили женщины. На углу он взял такси. Женщина лет сорока, стоявшая рядом с большим пакетом в руках, быстро села рядом с шофером.

– Надеюсь месье не побеспокоит, если я возьму с собой мою тетю? – спросил шофер с подкупающей улыбкой.

Шофер был красивым парнем, и, тетя очевидно была так крепко влюблена в него, что не могла отвести от него глаз. Франк был в восторге. Каждый раз, когда он бывал в Париже, его забавляла откровенность парижан. Женщины не стесняясь, на виду у всех кормили своих грудных детей, мужчины, после мимолетного извинения, оставляли своих дам, дожидавшихся их на улице около уборной. И любовь на каждом углу, веселая, простодушная любовь, которую принимали, как нечто естественное.

Он остановил такси около цветочного магазина и купил для Марион фиалки. Она любила большие букеты бледных двойных пармских фиалок. Когда он платил за них, его взгляд упал на большую вазу, наполненную мимозами. Сперва у него было только такое чувство, как будто он забыл что-то милое и приятное. Бывает иногда, что мелодия или запах полны воспоминаний, в то время как самое воспоминание еще расплывчато. Но в то время, как он, наморщив лоб, стоял и ждал сдачи, его вдруг осенило: Эвелина. Он быстро вынул записную книжку с адресами. Если только он случайно записал адрес Эвелины, у нее будет сколько угодно мимоз.

– Одну минуточку, – обратился он к продавщице, смотревшей на него с выжидательной улыбкой.

Он нашел адрес, но он записал только имя Эвелины и потребовалось новое умственное усилие для того, чтобы он мог припомнить ее фамилию. Фамилия звучала очень иностранно и очень по-немецки. Когда он, наконец, восстановил полный адрес – Эвелина Дросте, Дюссельдорфер штрассе, 47, Вильмерсдорф, Берлин, – он распорядился, чтобы через берлинский цветочный магазин ей был послан большой букет мимоз, и чтобы этот заказ был сделан по телефону. Заплатив по счету, он снова сел в такси в самом лучшем настроении. Судя по выражению лица «тети», его короткое отсутствие пришлось ей как нельзя более кстати. Марион жила в красивом, сонном старом доме в Пасси, на рю де ла Помп. Консъержка отдернула занавеску и небрежно спросила:

– К мадам Гюэрман?

Франк кивнул. При помощи щедрых чаевых он почти приручил этого дракона, несмотря на то, что не был французом и не имел орденов. Флора, толстая старая прислуга, исполнявшая все обязанности в хозяйстве Марион, также встретила его неприязненно. В этом доме иностранцев не ставили ни во что.

– Хэлло, дорогая! – окликнул Франк, входя в ужасную гостиную Марион, обставленную в стиле Людовика XV.

– Здравствуй, милый, садись, как поживаешь? Как доехал, как дела? – одним духом высыпала Марион и приподнялась на цыпочки, чтобы поцеловать его.

Это был церемонный поцелуй, напоминавший те поцелуи, которыми обмениваются монархи, посещая дружественную страну.

– Новое платье? – спросил Франк, удерживая Марион на длину вытянутой руки.

– Что за мужчина! Ведь он замечает все решительно. А знаешь ты, что это такое? Пату. А сколько оно стоит? Угадай. Нет, ты никогда не угадаешь. Пятьсот франков. Я была там вчера в девять часов утра у них была распродажа, стояла настоящая очередь, но я очутилась в самом начале. Понимаешь, я могу носить модели – они сделаны для манекенш и всегда немножко узковаты сзади, но ты же знаешь, для меня это подходит… Ну, так вот, что же еще? Я надеваю платье, оно сидит хорошо, все о-кей. Цена девятьсот франков, но я бессовестно торгуюсь, и Сюзанна помогает мне. И вот – платье мое. Поди сюда, выпей коньяку. А как твои дела? Привез мне розового слона из Берлина?