«Я уезжаю писать новый роман к предкам на дачу. Мобильник, если помнишь, там не схватывает, так что подключиться к Инету не смогу. Жду, скучаю, возвращайся скорее».

Вот и все. Можно отправляться в Чечню, Паша предупрежден о том, что возникнут проблемы со связью. Пусть пишет свои программы и ни о чем не беспокоится. А к тому моменту, когда Пашка вернется в Москву, его будут ждать любимые котлеты на вымытой до блеска уютной кухне.

«Если будут…», – невесело подумала Вронская, отправляя письмо.

Дверь кабинета скрипнула, и Лика вздрогнула. Лопата, кто же еще.

Но вместо бледной скуластой физиономии с идеально ровным профилем в проем просунулась пухлощекое курносое лицо сапера Фили.

Он соотнес соседство Лики и компьютера и выдал:

– О, мадам завещание пишет. Дело хорошее. Не забудь указать, где похоронить.

У Фили оказалась отличная реакция – успел прикрыться дверью от летевшего прямо в злорадную ухмылку журнала.

– Не дерись! – прокричал он из коридора. – Я вообще-то за тобой пришел. Давай, шевели нитками, мы уезжаем.

– Как уезжаем? Куда уезжаем?

Лика растерялась. До отъезда в Чечню оставалось еще три дня.

– Да там праздник в Грозном, нас в усиление ставят. Короче, я предупредил!

Выключив компьютер, Лика помчалась к себе в комнату. Исчезла сохнувшая на спинке кровати Ленина рубашка, опустел стаканчик, где раньше находились ее зубная щетка и паста.

Лика сгребла свои вещи в сумку, с трудом застегнула молнию и понеслась вниз по лестнице.

– Мы из «Шереметьево» или «Домодедово» вылетаем? – выпалила она в насупленные брови Дмитрия Павлова, дымившего у микроавтобуса.

– Из «Чкаловского». Это военный аэродром, – буркнул он, щелчком отбрасывая недокуренную сигарету. – Тебя ждем. Как обычно.

– Я уже, я все, готова.

Лика вскочила в микроавтобус, опустилась на сиденье рядом с Лопатой и закрыла глаза. Как страшно…

– М-да… вот… – замычал спутник.

В его руках появилась фляжка.

Поколебавшись, Лика решилась:

– Давай. Выпью, пожалуй.

Из фляги шибануло горьким едким запахом. Докатилась, сейчас будет пить водку, из горла и не закусывая.

Уже сделав глоток, Лика поняла: какая, к черту, водка, содержимое фляжки – адская смерть, во рту вспыхнул вулкан, и жгучая лава неотвратимо сползает по горлу.

– Спиртяга, – флегматично пояснил Лопата. И, подумав, добавил: – Говна не держим!

Прокашляв последнюю ремарку, Лика еще пару раз приложилась к горлышку. Внутри потеплело, легкие мысли запорхали вокруг несущественных мелочей.

Загрузка в самолет продолжалась часа полтора. Лопата, занятый затаскиванием в салон ящиков и тюков, легкомысленно оставил спирт Лике, поэтому, когда самолет, дрожа стальным телом, заскользил по серой взлетной полосе, девушка спала, как младенец.

– Эй, просыпайся, уже Моздок…

Лика разлепила глаза, ужаснулась бледной физиономии на соседнем сиденье, невольно перефразировала строки песенки Андрея Миронова: «Внутри Лопата парень добрый, но на лицо ужасен».

Ее рука потянулась к лежащей в сеточке фляге, но – о ужас! – она была пуста, и утративший фокусировку взгляд Лопаты заранее отвечал на вопрос о том, куда подевалось ее содержимое.

– Ладно, – вздохнула Лика. – Я так поняла, мы ведь уже прилетели?

– Не-а, – Лопата икнул. – Вон видишь «вертушку»? Ми-26. Счас жратву и патроны перегрузим, в Грозный попилим.

Лика зашипела, как змея:

– Ты что, не мог меня раньше предупредить? Вертолеты же сбивают! Мне страшно. Я бы наклюкалась позднее!

– А типа ты слушала! Присосалась, как клещ. Нормальный спиртяга, да? Авиационный!

Желудок сразу же сжался, намереваясь исторгнуть из своего нутра вредный продукт. Лика быстро вытащила из рюкзака «Сникерс», попыталась зажевать металлический привкус во рту.