– I am boy.

Сочинцева чуть не хватил кондратий. Алкоголь из головы вылетел со скоростью пули.

– Чего???

– I am boy, – беспощадно повторило существо.

Вадик что-то слышал раньше про транссексуалов, но чтобы вот так, перед ним, да и еще в такой ответственный момент! Он неожиданно для самого себя, стал бить переодетого чувака. Тот плакал и не сопротивлялся.

Услышав шум, из соседнего номера прибежал Славик. Толком не разобравшись, он тоже стал бить трансвестита.

– Ах ты вражина! Она чого у тэбэ денгу подтырила, Вадик?

– Славик, это – мужик.

– Як?! – челюсть у боцмана отвисла.

Парень-девка, воспользовавшись замешательством русских, улизнул из номера.

– Пидэм, Вадик, из этого бисова миста. Не горюй, хлопче, найдем других баб.

Но настроение у Сочинцева было безвозвратно испорчено.

– Пойдем лучше, Славик, водки где-нибудь найдем.

В городе они встретили Витю Крошкина и Андрея. Лысый был увешан цепочками из дешевого золота. Объединившись, они, с трудом найдя водку, присели на лавочке в небольшом парке. Славик за рюмкой рассказал о его с Вадиком злоключениях.

– Зато я жинке не изменил, – подвел итог боцман.

– Просто не успел, – смеялся Андрей.

За полночь вернулись на судно. Брумбель сидел в кают-компании. Он был настолько растерян, что его неуверенность тут же почувствовали вернувшиеся из увольнения.

– Николаич, что случилось? – тихо спросил Андрей.

– ГКЧП!

Повисла тяжелая пауза.

– И Миша пропал. С велосипедами, – грустно продолжил капитан.

Тишина отяготила еще сильнее. Андрей, подумав, что Николаич слегка погнал, предложил:

– А может вы, Яков Николаевич, в каюту отдыхать пойдете? Завтра погрузка, выспаться надо.

– Какая там погрузка?! – вспылил капитан, – в стране переворот. Домой звонил, а мне жена как сказала!

– А у нас в городе как? – спросил Вадик.

– У нас пока тихо. Местные власти, к счастью, не знают, что делать.

– А шо це за ГПЧК такая? – спросил Славик.

– Я сам толком не знаю. Но коммунисты опять к власти пришли. Я Балалайкину это рассказал, а он позже пропал. С велосипедами…

– Як с велосипедами? Я же их по всей Японии собирал! – сокрушался боцман.

– Вот с этим, по крайней мере, все понятно. Миша давно хотел за бугор свалить. А тут еще эти коммунисты, – сказал Андрей.

– А велики причем? – спросил Славик.

– Продал, наверное, местным, чтобы деньги на первое время были.

Члены экипажа немного помолчали и разбрелись по каютам.

Утром на полицейской машине привезли Балалайкина. Он упирался, но его все-таки погрузили на борт.

– Велики тэбэ не прощу, – сказал Славик.

– Это тебе за Сингапур, – хмуро ответил Миша.

– Ну, почему тебе, Михаил, так хочется остаться за границей? Ты сейчас даже не представляешь себе, как будешь тосковать по Родине. Звериная капиталистическая жизнь просто убьет тебя. Ты же не приспособлен жить рядом с хищниками. Это только кажется, что там красивая жизнь. За довольство и достаток там нужно биться. Биться каждый день, каждую минуту и каждую секунду. Ты готов к такой борьбе? – капитан расхаживал по палубе. Рядом с ним семенил хмурый Балалайкин.

«Оушен Хоп» после погрузки в Беловане проходил Малаккский пролив. Вода, ровная, как верстак стекольщика, слегка парила соленым туманом. Солнце поджаривало сковородку судна. Вокруг было тихо, как на похоронах у глухонемого. Вдоль далеких берегов приютились убогие хижины на сваях.

– А что в «совке» делать? Там вон опять коммунисты к власти пришли, – зло возразил Миша.

– Это временные трудности. Я считаю, будущее у России есть.

Невдалеке показались две лодки, стоящие в нескольких кабельтовых друг от друга. Ни Андрей, несший вахту на мостике, ни Брумбель с Мишей не обратили особого внимания на них. «Рыбаки, наверное», – подумал Андрей.