– Каллиграфия, – сказала она. – Это означает «красивое письмо».

И спросила, хочу ли я научиться так писать. Я ответил, что да. Она сказала, что будет давать мне уроки, если я помогу ей подписывать конверты. И тогда дедушка свозил нас в художественную лавку и Тилли купила мне ручку для каллиграфии и пузырёк чернил. И вот, пробуя разные пёрышки для этой ручки, Тилли и произнесла эту свою фразу про то, что шариковая ручка – главная причина упадка западной цивилизации.

Выбрав наконец пёрышко, Тилли сказала:

– Надеюсь, Ноа, что в будущем ты будешь пользоваться шариковой ручкой только с одной целью: чтобы надавить посильнее, когда пишешь через несколько листов копирки.

Этого я пообещать никак не мог. В школе человеку иногда приходится действовать быстро, дёшево и безлико.

Тилли сказала:

– Ещё бывают ручки, в которые сразу вставляется картридж с чернилами, но с такими я дела иметь не желаю.

И, когда мы вернулись к ней домой, она научила меня заправлять ручку или, как она выразилась, «правильно заправлять ручку».

Шаг первый: открутить поршень против часовой стрелки до конца. Шаг второй: полностью погрузить перо в чернила. Шаг третий: закручивать поршень по часовой стрелке до упора. Шаг четвёртый: держа перо над пузырьком с чернилами, снова откручивать поршень против часовой стрелки до тех пор, пока три капли чернил не упадут обратно в пузырёк. Шаг пятый: закрутить поршень по часовой до упора, чтобы больше не капало. Шаг шестой: насухо вытереть остатки чернил с ручки и пера.

Я сказал Тилли, что шесть шагов ещё даже до того, как начнёшь писать, – это, по-моему, многовато. На что она ответила:

– А ты думай, что эти шесть шагов – не подготовка к началу работы, а само начало работы.

И я стал практиковаться. Я учился каллиграфически писать все буквы алфавита, включая X, хотя она не встречалась ни в кто-что-когда-где, ни в адресах, но зато на ней хорошо тренироваться, потому что – факт – это трудная буква.

Когда Тилли решила, что я уже готов помогать ей с приглашениями, я уселся на пол в её гостиной. Письменным столом мне служил её кофейный столик. А сама она устроилась за обеденным столом в кухне. Факт: во многих домохозяйствах Сенчури-Виллидж нет больших комнат, где могла бы собираться семья и стоял бы письменный стол.

Писанины было много, потому что в конце каждого приглашения – каждого! – мы делали приписку: «Только, пожалуйста, без подарков!» Тилли сказала, что в Сенчури-Виллидж так принято. «К тому же, – добавила она, – устроить свадьбу – это уже само по себе подарок, я так думаю».

Я прекрасно справлялся со своей работой до тех пор, пока Томас Стернз, или, сокращённо, Т. С., кот Тилли, не запрыгнул ко мне на колени, и тогда я подскочил и разлил чернила, а кот прошествовал по разлитым чернилам, а потом по приглашениям, для которых я надписывал адреса. И на нескольких приглашениях – на пяти, если быть точным, – появились следы кошачьих лап.

Тилли ужасно расстроилась, потому что запасных приглашений она не купила, а не купила она их, потому что сказала: «Это не нужно. Я никогда не ошибаюсь». В прошлой жизни Тилли была бухгалтером. Я слышал, как она говорила: «Я могу суммировать колонку цифр не хуже этих». Я не знал, кого она имела в виду под «этими» – бухгалтеров или компьютеры, но спрашивать не стал, потому что, кажется, всё-таки догадался.

Я сказал Тилли, чтобы она не беспокоилась: я что-нибудь придумаю. И придумал. Вот тогда-то я и купил самоклеящиеся листочки. На каждое приглашение со следами кошачьих лап я прилепил по такому листочку. И на каждом листочке написал (идеальным каллиграфическим почерком): «Приглашение с особыми отметками! Приносите его с собой на свадьбу, вас будет ждать сюрприз». Когда Тилли спросила, что за сюрприз, я снова сказал, чтобы она не беспокоилась, я что-нибудь придумаю. И придумал. Но – факт: это было непросто.