Быт наших подкидышей можно было считать в первом приближении налаженным – две двойные надувные кровати застелены одеялами и бельём, камин протоплен, рядом с лестницей в узком привратном помещении поставлен дачный биотуалет. Жена оставила им в тёплом камине кастрюлю сваренного супа и долго пыталась втолковать Криспи, что остальных надо им кормить. Криспи кивала, но что она там на самом деле поняла, можно было только догадываться. Я, если честно, больше рассчитывал на комбикорм, которого было ещё много и с которым они точно умели обращаться. Наружные ворота я обкопал, теперь они открывались и закрывались. Хорошо бы в них какой-никакой замок врезать – не засовом же им закладываться? Но пока просто так прикрою. Промелькнула мысль подпереть снаружи колышком, чтобы не разбрелись куда-нибудь по дури своей – но сдержал порыв. А ну как со мной случится чего – они тогда выйти не смогут, так и сгинут внутри. Они, конечно, скорее всего, и так сгинут при таком раскладе, но отнимать даже минимальный шанс как-то нечестно. Ничего, они, вроде, никуда особенно не стремятся. Сидят, вон, кто где сел и тупят тихонечко. Ни мысли в глазах, ни мотивов шевелиться. Мелкая стала для них кумиром в статусе полубожества – и я не только носочный фетишизм имею в виду. Моя дочка была, кажется, единственным зрелищем, от которого их пустые глаза зажигались каким-то интересом к происходящему, а в движениях появлялся мотив и осмысленность. Будь я врачом, прописал бы им регулярные сеансы машкотерапии, для закрепления эффекта. Одна Криспи радует – всё живее и живее себя ведёт, радуется вниманию. К жене индифферентно, а мне в рот смотрит, ходит за мной хвостиком, периодически трогает – как будто проверяет, что я не галлюцинация.

Скрепя сердце, стали собираться обратно домой. Жена переживала «как они тут одни, бестолковые», Машка готова была бесконечно прыгать по берегу, ну а я досадовал, что до сих пор не нашёл времени осмотреть даже само здание, не то что его окрестности. В башне на высоте метров четырёх располагалось каменное перекрытие второго этажа, но я до сих пор не увидел никакого способа туда попасть. Логично было бы иметь какую-то лестницу в башне, но её не было. Колонна посередине была сплошной, по виду из монолитного чёрного камня. Может быть из правого крыла есть проход? Однако дверь туда была насмерть заклинена могучим засовом, а оказии её вскрыть не было. Я особо и не рвался, предполагая по отсутствию застеклённых окон, что там примерно то же самое ничего, что и в левом, но надо же убедиться! Тут вообще много непонятного – вот, например, почему нет вообще никаких осветительных приборов? Даже в средневековых замках были какие-то держатели факелов или крюки для ламп. А тут голые стены. Даже в светлый день высоко расположенные в толстых стенах окна давали маловато света, внизу царил мягкий полумрак. Непонятно, как отапливались – камином не протопить толком даже башню, не то, что здание целиком. Да и вообще у меня сложилось впечатление, что камин тут устроили сильно позже всего остального, хотя и из того же серого камня. Выделялся он на общем фоне какой-то кустарностью исполнения.

Как они жили? А ведь жили же… Без освещения, без лестницы на второй этаж, без кухни, без отопления, а главное – без сортира. Всякие бывают аскеты, но таких, чтобы не срали, я ещё не видал!

Криспи на этот раз не разрыдалась, но всё же, поняв, что мы уезжаем, заметно скуксилась. Сопела, вздыхала, навязчиво лезла обниматься, но смирилась в конце концов. А куда деваться? Я и так нервничал, что слишком долго не на связи. И не зря – стоило въехать в гараж, как нашедший сеть смартфон заблымкал входящими. Родина вспомнила обо мне. Обозначился, сообщил о готовности и помчался домой – читать ТЗ и работать. Будни догнали меня – в некой стране пошёл традиционный разухабистый перепляс того, что у них считается за политику, и Родине срочно потребовался оперативный дэшборд на предмет, кто кого в этом бродячем полевом борделе любит открыто, а кому технично присовывает за кулисами.