– Послушайте, Хэдли, у него тут есть настоящие редкости. Поразительно, как это Гилдхолл еще до них не добрался. Вот здесь, например, в образцах представлено развитие clepsydrae, или водяных часов. Первые часы с маятником, к вашему сведению, появились в Англии только после 1640 года. А вот эта чаша, если я не сильно ошибаюсь, – приспособление браминов, чуть-чуть постарше христианской цивилизации. Оно работало… – Он обернулся, и черная ленточка на его очках агрессивно качнулась. – Я, кстати, не просто читаю вам лекцию. Полагаю, вы обратили внимание на то, что Эймс был заколот стрелкой от часов? Или не обратили?
Хэдли, рывшийся в портфеле, бросил на стол два длинных конверта.
– А, так вот что это было! – сказал он. – Я все не мог сообразить… – Он замолчал, отрешенно глядя на камин. – Но ведь подумать только – стрелка от часов! – взорвался он, яростно взмахнув рукой. – Вы в этом уверены? Невероятно! Во имя всей человеческой глупости, почему вдруг стрелка от часов? Кому могло прийти в голову использовать подобный предмет, чтобы убить человека?
– Нашему убийце, видимо, пришло, – заметил доктор Фелл. – Вот почему это дело так пугает меня. Вы совершенно правы. Обычный человек, охваченный безумным гневом, вряд ли побежит выламывать из часов стрелку, чтобы использовать ее как оружие – небольшой и удобный кинжал. Но есть в этом доме человек, который посмотрел на часы, изготовленные Карвером… – Он быстро рассказал Хэдли о краже стрелок. – Кто-то с поразительно изощренным, дьявольским воображением увидел в этом буквальный символ Времени, ведущего нас к могиле. Часы попадались ему на глаза раз по десять в день. Но ни разу в жизни он не мог взглянуть на этот предмет без того, чтобы его взгляд не был уродливо искажен. В самой мысли есть нечто кощунственное. Он видел в нем не напоминание об обеде, или конце работы, или назначенном визите к дантисту, он не видел в нем даже стрелку часов. Его глаз воспринимал лишь тонкую полоску стали с торчащими зубцами стреловидного наконечника, замечательно сбалансированную для колющего удара. И он ее использовал.
– Ну наконец-то вы попали в свою струю, – сказал Хэдли. Задумавшись, он раздраженно постучал по столу костяшками пальцев. – Вы говорите «он». Вот здесь у нас последние отчеты Эймса и вся информация, какую можно собрать об убийстве в универмаге. Я, например, думал…
– О женщине? Разумеется. Это наша конечная цель. Я говорю «он», потому что так удобнее, хотя мне следовало бы употребить нейтральное «это». Как сделал тот парень с крыши – а я повторю еще раз: он стал нашим главным свидетелем, когда вдруг произнес: «Это выглядывало из-за трубы. А руки были в золотой краске».
– Но эти слова звучат как описание самых настоящих часов[6], – запротестовал Хэдли. – Вот увидите, парень, должно быть, бредил и у него все смешалось в голове. Надеюсь, вы не собираетесь доказывать мне, что часы, подобно человеку, могут запросто подняться наверх и разгуливать по крыше?
– Ну это как сказать… – произнес доктор Фелл едва слышно – так, будто его вдруг поразила какая-то идея. – Нет, не фыркайте. Мы пытаемся проследить ход мыслей очень изощренного, но при этом больного ума, и нам не продвинуться ни на шаг, пока мы не поймем, почему он выбрал такое необычное оружие. В этом выборе, черт побери, заключается нечто важное! Должно заключаться! Подобно человеку, вы говорите? Вспомните-ка, вас никогда не поражало то, что в художественной прозе, в поэзии, даже в повседневной жизни часы являются единственным неодушевленным предметом, который наделяется человеческими качествами, ни у кого не вызывая недоумения. Какие часы из книги не имеют «голоса», даже не говорят по-человечески? Они бормочут детские песенки, возвещают о появлении привидений, обвиняют в убийстве, они – основа основ всех неожиданных сценических эффектов, провозвестники рока и возмездия. Если бы не было часов, что сталось бы с литературой ужасов? И я вам это докажу. Существует одна неповторимая вещь, vide