Врач кивает. Не иначе как плохое что-то этот мальчик делал, слова нехорошие писал или на крыльце курил… Сейчас начнется, вот в наши-то времена…
– То есть, он не мальчик уже… но мальчик. Мы с ним в школе учились… а он всё ещё мальчик…
– Не работает? Пьет? За компом играет?
– Да нет… у него этот… Криль…
– Криля разводит? – спрашивает врач, и тут же догадывается. Вот те на, надо же где про Криля услышал…
– Так-так… давайте-ка подробнее про мальчика этого…
Ноябрь.
У девочки ноябрь.
Это там, у мальчика август, а у девочки ноябрь уже.
Врач вежливо кивает:
– Ну что же… очень жалко, ничем вам помочь не могу… он много у кого так жизнь забирает… много их там…
– Да вы что?
– Ну…
– …понимаете, мы с ним в классе одном…
Девочка (уже не девочка) называет фамилию мальчика.
Врач вздрагивает.
– Что же сразу не сказали. Что вы так…
Девочка (уже не девочка) вздрагивает:
– Так вы поможете?
– Помогу, помогу… разберёмся…
Море шумит.
Врач выходит на берег, оглядывается:
– Ну… показывайте, где.
– Вот, – девочка показывает на пирс, где мальчик с Крилем играют.
Врач идет к мальчику, быстро, размашисто, врач немолодой, сухой, поджарый, виски седые…
Криль настораживается.
Ощеривается, чешуйки дыбом встают.
– День добрый, – врач садится на корточки подле Криля, – ну что… мальчишку ты забрал…
Криль шипит, выпускает раздвоенный язык:
– Договор был… договор…
– Договор-то договор, только тут штука такая… это ж не просто мальчик… он же вырастет, он же параллакс изобретет.
Девочка не понимает, что такое параллакс. Но чувствует, вот сейчас, вот здесь, этот человек, он мальчика заберет, потому что боится его Криль, боится, хвост поджал, шипит…
Криль вспыхивает:
– Да осточертели вы с параллаксами со своими! Тот художник, этот учёный… куда ни плюнь…
– А ты чего хотел, люди они люди и есть…
Девочка смотрит на мальчика.
Мальчик смотрит на девочку.
Между ними пять шагов и пятьдесят лет.
Это ничего.
Сейчас они встретятся.
Сейчас-сейчас…
Криль оживляется:
– Так я понимаю… причина в ускорителе?
– Так ты понял, так.
Криль говорит что-то, быстро-быстро на своём языке, изредка вставляет русские слова, проскальзывает полузнакомое – Атлантида…
Врач кивает.
– Хорошо. Неси давай…
Девочка не понимает, как так, почему так, Криль – бултых! – ныряет в волны, исчезает…
…появляется снова.
– Вот… держите.
Девочка не понимает.
Мальчик тоже не понимает. Должно же всё хорошо кончиться, в сказках же всё хорошо кончается, это же…
Врач кивает, хлопает в ладоши:
– По рукам.
Криль кивает:
– По рукам.
Девочка (уже не девочка) не понимает, что она тут делает, она же не девочка уже, ей же уже много лет, много-много, больше, чем пальцев на руках, и на ногах тоже. Девочка спешит, на самолёт надо успеть, на работу завтра…
Море шумит.
Уже август.
Или нет.
Ещё август.
Ещё целый август, целый-целый август, ещё в школу не скоро.
Мальчик играет с Крилем.
Мальчик хочет, чтобы лето не кончалось.
Никогда-никогда.
Оборванная история
Подкашиваются ноги.
Понимаю, что обречен, так обречен, что мало не покажется. Делать нечего, стучу в дверь.
– Входите… входите.
Вхожу, вхожу. Странно, что вижу только одного палача, думал, их будет больше, человека три, как минимум.
– Э-э-э… здрассьте.
– Привет и ты, коли не шутишь.
– А это… я на пересдачу.
– Готовились? Только честно.
– Честно нет.
– А чего пришли тогда?
– Ну… надо, я и пришел.
– Надо… кто ж так ходит… не видать вам пересдачи, как своих ушей…
Хватаюсь за соломинку.
– Дайте хоть попробовать!
– Чего там пробовать, если не знаете ничего…
Палач меняет гнев на милость, поворачивается ко мне:
– Что сдавать-то будете?
– Так историю…
– А-а-а… всё, свободны.
Сердце падает, путается в кишках.