Настал новый, двадцать первый век, моя страна стала свободной и открытой, и я верю, что уже никогда этим стяжателям не будет места в ней.

4

Эта оперативка была 8 декабря, традиционно нудная, все основные работы уже выполнены, и недавно состоялось торжественное открытие башни. По этому случаю мы, строители и монтажники, чисто вымыли шеи и надели наши самые яркие галстуки; нас выстроили в ярко освещенном вестибюле, и мимо нашего фронта двигалась процессия. Впереди шагал Орджоникидзе, он широко и кругло размахивал руками, объясняя, как он строил и воздвигал. Маленький, неприметный Лужков в неизменной кепочке блином казался инородным телом в этой блестящей кавалькаде. Юрий Михайлович остановился и сказал нам несколько приветственных фраз, мы вежливо похлопали, и на этом все закончилось. Не было ни шампанского, ни накрытых столов, ни кавказских тостов, и было обидно за зря отмытые шеи. Положение спасли мои друзья-сербы. Эти сербы обязательно были на каждом российском строительстве. Я не знаю, как, какими путями они проникают на наши стройки, но, в целом, это неплохие ребята. Они истинные славяне, хорошо говорят по-русски, держат слово, и с ними было легко договариваться

– Мы это так не оставим! – заявил Слободан – начальник среди сербов. – Прошу всех к нам.

Мы тесно набились в сербскую каптерку, сдвинули столы, и тут же на них появились пузатые бутылки с сербским пивом и какая-то незамысловатая закуска.

– Пиво без водки – деньги на ветер! – провозгласил Слободан, и мы охотно с ним согласились.

Между прочим, русская водка, добавленная в сербское пиво, вовсе не портит его, даже наоборот, украшает. Как хорошо, что я в этот день был без машины! Мы пили за успех нашего общего дела, за всех строителей, за сла- вянское братство, потом за все хорошее, потом… Я уже не помню, за что.

Оперативка шла нудно и дежурно. Но вдруг мобильник Серегина звякнул особым звонком. Серегин сказал мобильнику: «Хорошо», – и поднялся.

– Так, Неплюев, Вы тут заканчивайте оперативку. Мальцев, Оголь, – он назвал еще семь фамилий, включая мою, – пойдете со мной к Ирине Константиновне.

Мы поднимаемся и гуськом двигаемся в другой, малый совещательный зал. Импозантная моложавая дама с красивым, надменно недобрым лицом, Ирина Константиновна Гаазе была генеральным директором ОАО «СИТИ» и воро- чала всеми деньгами, протекавшими через строительство. Всегда театрально вычурно одетая, с тщательно уложенной, только что из салона, прической, она обладала диким нравом и в своем кабинете орала благим матом, невзирая на лица. Исключением был, пожалуй, наш Илья Дмитриевич, поднять голос на него Ирина Константиновна не осмеливалась. Гаазе была доверенным лицом самого Орджоникидзе, и ей было позволено все.

Через два года проверкой деятельности ОАО «СИТИ» займется Московская счетная палата и выяснится, что более трети из 900 миллионов долларов, ушедших на строительство, утекли неизвестно куда, что контракты заключались без предварительных расчетов и смет, et cetera, et cetera… Но ведь известно, что в России так уж повелось: чем крупнее уголовное дело, тем труднее его распутать…

Кроме Гаазе в зале сидела Маша Черняк. Заместитель директора успешной фирмы «Эдлайн», Черняк, несмотря на свои тридцать пять, для всех была просто Машей. Ей это очень шло и помогало как-то непосредственно решать сложные проблемы. Ирина Константиновна была заметно взволнована.

– Серегин, ты всех привел? Садитесь, господа, я собрала вас по заданию Иосифа Николаевича. Он сам не смог приехать и поручил мне переговорить с вами. Приближается двухтысячный год, и нам поручено на нашем здании смонтировать часы. Эти часы будут символом Миллениума, они начнут отсчет нового тысячелетия, и это нужно сделать до первого января. Маша, покажи.