Теперь пришла очередь Томаса кривить лицо от непонимания слов друга.

– Чё ты ржешь-то? – развел руками юноша. – Есть другой выход, более пассивный. В таком случае ничего делать не надо, только ждать, когда частота сама выпихнет тебя из этого мира, – парнишка махнул рукой, имитируя шлепок.

По его повышенному тону ЭсПи понял, что его реакция обидела парнишку. Действительно, юноша переживает, старается что-то придумать, а ЭсПи в своей манере пытается показать все недостатки предложенных идей.

– Послушай, – смягчился шатен, – давай подумаем об этом завтра. Даже если мы решим разобрать этот завал сейчас, сил у нас нет. Ты выглядишь отвратно: уставший, глаза безумные… Да мне в одном помещении страшно с тобой находиться. Отдохни и дай мне отдохнуть, а завтра разберемся.

Томас ничего не ответил, вместо этого он уселся в кресло, что стояло рядом, и закрыл глаза. Усталость все-таки взяла верх, и юноша почти сразу уснул, запрокинув голову назад.

***

Настало утро, хотя в темном мире это утром не назовешь. Темнота навечно поглотила этот другой мир, и теперь только по своим биологическим часам можно понять, когда наступило долгожданное (но долгожданное ли?) утро. Обстановка не сменилась: тишина и мрак. Спать в кресле было крайне неудобно: спина затекла, все тело болело. ЭсПи попытался изменить положение, но только выругался, поняв, что резкими движениями сделал себе только хуже. Спать тут же расхотелось, и настроение было ни к черту. Рядом с ним, в соседнем кресле, сопел Томас. Тот каким-то чудесным образом умудрился свернуться калачиком на жестком кресле и сладко уснуть. ЭсПи даже позавидовал такому умению, но долго завидовать не пришлось. Шатен толкнул Томаса в бок, и тот почти сразу проснулся, морщась от боли в шее.

– Затекла?

– А то, – прокряхтел парнишка и наклонил голову то в одну, то в другую сторону, растирая рукой шею. – Зачем разбудил?

– Надо попробовать разобрать завал, – ЭсПи сделал паузу. – Главное, сделать это тихо.

От услышанного Томас буквально просиял. Ему так не хотелось сидеть в темной частоте на старом замшевом кресле и ждать чуда, когда частота вернет их в нормальный мир.

Ребята начали разбирать завал, стараясь делать это максимально тихо, а следовательно они вытаскивали чуть ли не по одной дощечке, словно играя в дженгу – после кого “башня” обвалится, тот и проиграл. Только вот жаль, что это совсем не дженга, и играют они буквально не на жизнь, а насмерть – если не морки их сожрут, то есть вероятность, что всё обвалится полностью и придавит их тела. Желательно, чтобы ни то, ни другое с ними не произошло.

Естественно, совсем тихо растаскивать всё не получалось, то кусок какого-нибудь бетона шмякнется, то прогнившая доска не вовремя разломится пополам и из “башни” выпадет что-то лишнее прямо на пол, то Томас в очередной раз споткнется о какую-нибудь штуковину (или даже свою ногу) и несдержанно громко выругается, а ЭсПи несдержанно громко в ответ на него наедет.

– Давай на чистоту: мы тут шумим так, что были бы тут соседи, они бы уже давно вызвали полицию… Будь те тоже тут, – устало выдохнул Томас, бросая кусок фанеры в сторону, инстинктивно насторожившись из-за изданного ею глухого стука.

– Или всё же эти твари поумнели и ждут, когда мы разберём завал, чтобы стать для них лёгкой добычей на ужин. Или завтрак. Spelar ingen roll!1 – быстро проговорил ЭсПи, раздраженно выплюнув последнюю фразу.

– Чё?

– Говорю, без разницы. Без разницы какой приём пищи у них будет – они нас сожрут, и всё тут.

– Но мы уже почти добрались до окна, – Томас махнул рукой, указывая за спину. – Осталось буквально отодрать оттуда доски и вылезти наружу.