– Дай сюда, – рявкнул он на Аллу, отбирая пузырек с каплями. С ловкостью настоящего иллюзиониста он явил публике новый стакан (прежний разбился, так и не исполнив свой стаканий долг) и бутылку водки. Налив в стакан не менее 50 грамм водки, он зубами вытянул пробку-дозатор и от души разбавил водку лекарством.

– Пей, – приказал он, – сунув Кате в руку стакан с этим своеобразным коктейлем.

Она послушно выпила. Учитывая, какая гадость, эти капли, ее поступок вполне можно считать подвигом. На ее глазах появились слезы. Вскоре она смогла уже более или менее связно рассказать, что с ней произошло:

Сначала ее мучил кошмар. Это был один из тех действительно страшных снов, после которых начинаешь завидовать всем страдающим бессонницей.

– Проснувшись, я сразу почувствовала чье-то присутствие, но решила, что это у меня из-за сна. Чтобы прийти в себя, я решила попить воды и немного почитать, чтобы кошмар больше не возвращался. Но едва я села в кровати, я увидела его.

– Кого? – вопрошал хор, пока она боролась со спровоцированным необходимостью вспомнить ВСЕ ЭТО страхом.

– Это был демон. Он был настолько страшным, что я боялась смотреть. Он стоял у ног кровати, а я…

Она заплакала.

Испугавшись демона, она закрыла глаза и принялась читать «Отче наш», не забывая креститься и осенять крестом демона. Его это только рассмешило.

– Ну ты даешь! – сказал он, давясь от смеха, – я, конечно, страдаю аллергией на всякого рода идиотизм, но не на столько, чтобы испугаться этого.

– Когда я поняла, что молитвы его не берут, и я совершенно бессильна, я…

Она потеряла над собой контроль и закричала. Крик оказался более действенным орудием экзорцизма. Демон исчез, а буквально в следующее мгновение в ее комнату вбежал отец. Она была в шоковом состоянии, и он не нашел ничего лучше, как притащить ее в гостиную, куда следом приперся остальной состав нашей сборной. Не было только прислуги, потому что они здесь не ночевали.

Невидимый дирижер взмахнул палочкой, и хор грянул новую песнь о том, что надо было Кате просить защиты у Айвасса, а не у «этого еврейского божка». Еще немного, и они доконали бы ее совсем, если бы кто-то (к сожалению, я не уловил, кто) не вспомнил:

– А где Анна Степановна? Кто-нибудь видел ее? – спросил кто-то из присутствующих.

И все сразу заголосили, что как же это они в суматохе совсем позабыли об Анне Степановне, словно до этого момента они только и делали, что ежеминутно вспоминали о ней.

– Подождите, а вдруг с ней что-то случилось? – первым высказал опасение Свидригайлов.

Эти слова стали своего рода выстрелом из стартового пистолета, и все дружно, кроме Кати и ее отца, бросились в ее спальню. Самой резвой из нас оказалась Алла. Ее крик подтвердил наши опасения. Когда мы следом за ней ворвались в комнату, она выглядела, как Катя перед коктейлем.

– Она… она… она…

– Умерла, – произнес это слово Сергей.

– Мертва, – прошептала Алла.

– Ты уверена? – испуганно спросил Свидригайлов.

– Хотите – проверьте.

– Уж лучше я поверю тебе на слово.

Наверно, надо осмотреть тело, подумал я, но тут же отогнал от себя эту мысль. Я не врач и не мент, а, учитывая обстоятельства, в комнате покойной лучше было не следить.

– Пойдемте, пойдемте отсюда, – попросил я, – не будем осложнять работу экспертам, а заодно и себе жизнь. Все попятились к двери.

– Кто-нибудь собирается что-нибудь делать? – истошно завопила Вера Павловна, когда мы были в коридоре. Похоже, истерия перекинулась и на нее. – Почему вы ничего не делаете? – этот вопрос был уже задан конкретно мне.

– Нечего мной командовать! – рявкнул я на нее во все горло, не зная, как поступать в таких ситуациях. – Дайте ей кто-нибудь Валерианки.