Самые смелые все же подошли к кустам, и то, что они там увидели, наверняка, запечатлелось в их памяти на всю оставшуюся жизнь: в зарослях лежал Коля с раздавленной гусеницей трактора головой. Трясясь от ужаса, плача, спотыкаясь о пласты развороченной земли, девчонки бежали с поля, не останавливаясь, до самого дома. Кое – как успокоившись, умывшись, легли спать.

Тёмная сентябрьская ночь смотрела в окна. Ирина с Ленкой лежали на своём деревянном диванчике молча, и каждая думала про другую, что та спит. Ленка не могла сомкнуть глаз. Размытый силуэт умывальника, который висел у двери напротив дивана, маячил перед глазами. Изредка тягучая капля глухо шлёпалась с железного носика в огромный оцинкованный таз, вмещавший ведра два, который дежурные обычно по вечерам выносили втроём. В трагической сумятице дня про таз забыли, и теперь он стоял, полный до краёв, и лунные блики отсвечивали с гладкой водной поверхности. Таз стоял на крышке подпола, которая густо заросла по щелям годами накопленной грязью и не открывалась, как потом выяснилось, уже много лет.

И вдруг Ленка увидела, как абсолютно бесшумно, медленно, эта крышка вместе с тазом стала подниматься, а под ней в темноте комнаты зияла плотная чернота, от которой ощутимо потянуло ледяным холодом. У Ленки волосы на голове зашевелились от ужаса, она крепко прижалась к Ирине и дрожащим шёпотом спросила:

– Ты спишь? – и прежде, чем та ответила: «Нет», – услышала, как у подруги стучат зубы.

– Ты видишь?

– Да!

А крышка поднялась уже довольно высоко, но вода из таза не проливалась. И тогда Ирина с Ленкой, вцепившись друг в друга, пронзительно завопили:

– А-а-а!

Крышка захлопнулась. Все вскочили, включили свет, из летней половины примчался всклокоченный Ванька. Долго не могли выяснить, что же случилось. Наконец, трясущимся и плачущим подругам брызнули в лица водой, и они, немного придя в себя, рассказали, в чём дело. Ванька рассвирепел: он решил, что это деревенским оболтусам захотелось попугать студенток, и они с улицы залезли в подпол, чтобы проникнуть в зимник. Однако при проверке оказалось, что единственное окно в подвале, заколоченное хозяином несколько лет назад, никто не трогал, а крышку, как Ванька ни дергал за кольцо, открыть не смог. Часа в два ночи все более или менее успокоились и улеглись. Но через полчаса уже несколько человек увидели то, о чём рассказали Ирина с Ленкой. Теперь уже ревели все, кроме Светы-большой. Она включила свет, велела всем одеться и увела девчонок на Ванькину половину. Там они и просидели до утра, сгрудившись на лавке возле хозяина, который не смог перебороть богатырского сна и храпел, как трактор.

Утром Ванька позвал бабушку-соседку, которая, ничуть не удивляясь, терпеливо выслушала девчонок и, перекрестившись, сотворив молитву, сказала:

– Это вам, девоньки, блазнит: Коля приходил. Любил ведь он вас. Вы сходите к нему домой, помяните его, он и успокоится.

Хоронила Колю вся деревня. Копали яму, несли гроб и засыпали могилу землёй под надзором участкового Колины друзья и невольные его убийцы. Они не поднимали глаз, боясь встретиться взглядом с Колиной матерью, которая, видимо, уже выплакав все слезы, бессильно висела на руках плачущих соседок. Коля был её единственным сыном.

А девчонки на поминках впервые в жизни хлебнули по глотку самогона и долго хватали ртами воздух, сквозь выступившие слёзы спрашивая друг друга, как это можно пить.

2008 г. (Международный сборник, приуроченный к 300-летию со дня рождения М. В. Ломоносова, «Русская проза. XXI век»: издательство «Светочъ», Рига, 2012 г.)