А вот этого, чтобы у нее создалось впечатление обо мне, как о ревнивце, по прошествии такого времени – ну уж нет! Мне это никак не улыбается!
С другой стороны, может, все же лучше было бы не звонить – непонятно, как она расценит этот звонок. Ситуация: звонит бывший муж, чтобы сообщить о смерти бывшего любовника. Или одного из любовников. Скорее всего, подобную эвентуальность никак нельзя исключать… Пикантная ситуация! С другой стороны, ведь и с моральной точки зрения это неправильно – не извещать о смерти близкого человека. Тем более, если знаешь, что эта новость может пройти мимо нее. Был же он ей близким человеком, если она три года держала его при себе?! «Мой тореадор» его называла (об этом я только потом узнал), хорошо еще, что не наездником… Кстати, в последнее время замечаю, что элементов цирка в обыденной жизни можно отследить в достаточном количестве, может, именно этим она так и интересна… А! Вот еще что забавно! Больше всего в данных рассуждениях мне нравится именно это – «с моральной точки зрения» – дух прямо захватывает! До морали, наконец, подобрались!
А вдруг ей действительно никто об этом прискорбном событии сейчас не сообщит? Нет, определенно сейчас никто не сообщит, просто сейчас в ее окружении нет таких людей, которые могли бы. Кроме меня самого. Я, кстати, нутром чувствую, что будет потом. Потом они все и объявятся – возникнут откуда-то из небытия – и все начнут ее информировать. Чуть ли не хором. И выйдет наружу, что я был в курсе дела и «зажал». Опять же, скажут, что ревновал, и прочие глупости напридумывают. Нет уж – еще раз подчеркну – вот это «ревновал» – это самое худшее, с чем я могу столкнуться! Все, что угодно, но только не это! Н-да, ситуация…
Кстати, обычная для таких дел деталька: он был значительно моложе меня. И вот теперь его нет, а я продолжаю тут, на этой земле, свое существование. Продолжаю находиться. Копошиться. Ворошиться. И еще неизвестно, сколько это будет длиться. Его родственники и знакомые соберутся через год, чтобы помянуть его уход, потом через два, может быть, и через три года – ну, это в лучшем случае. Потом вообще никто и не подумает о таком. А я и дальше, если бог милостив будет, буду продолжать свое тут нахождение. Копошение. Ворошение. Как ни в чем не бывало…
Вот ведь как случается… Над такими вещами задумываешься только тогда, когда подобные ситуации и возникают. Во все остальное время даже самое ничтожное размышление подобного рода на ум не приходит. Для того чтобы возникли подобного рода рефлексии, нужен повод. Как ни печально, а повод вот такого «смертельного» свойства.
И еще об одной детали напомню. О том, что когда она с ним закрутила эту любовь, я сам в нее был влюблен без ума. Я это называл синдромом возвратной любви. Может быть, определение не совсем точное – я имею в виду, что после двадцати лет нашего брака, после многих ups and downs[1] в ходе нашей совместной жизни, я в нее опять влюбился. И это была какая-то новая любовь, иного качества, гораздо более осмысленная и глубокая, до самопожертвования. Я тогда ничего странного и подозрительного не замечал, настолько это чувство было всепоглощающим. Вовсе не реагировал на недвусмысленные намеки наших общих друзей. Влюбленный Ромео средней возрастной группы, едрит твою в колено… Ей богу, прямо неловко за себя такого… простачка глуповатого…
Ах, как уверенно она себя в то время чувствовала. Как еще себя может ощущать молодящаяся гранд-дама, у которой в жизни все только на отлично получается? «Депрессия – это не ко мне, – небрежно бросала моя несравненная донна налево и направо всем, кто только готов был ей внимать, а таких в то время было немало. – Не по моей части. Уж кого-кого, а меня она не схватит! Вообще не представляю, как это можно в депрессивном состоянии оказаться. Жить – это же так прекрасно! Жизнь антидепрессивна по своей сути!»