И не важно в каком веке

Встречать весну

В улыбках прохожих

И влюбленных в кого-то глаз.

– Как ты?

– Как спокойное сильное море

Всех обнимаю и никому не служу.

Лишь кораблю или лодке волной

Отдаю направление, оставшись

Рассвет сокращать и луну.

Вместе с солнцем обожаю дельфинов

Их взрывной над ветром в брызгах полет.

И капли в ресницах ребенка,

Пришедшего со мной познакомиться.

Упасть в меня с аквалангом и трубкой.

И рай на первой минуте поймать и спугнуть.

Говорят, иногда я штормлю.

Наверное, так я скучаю по свету,

Зажженному не для себя

И красно-белому маяку,

Сохраненному, чтоб ближе

Двоим ловить красоту. -А как же семья, дом и покой

Кораблю? Почему ТАК хорошо тебе одному?

– Потому что жду у океана погоды,

Когда она улыбнется и спрячет от всех в тот самый сердца сосуд.

Чудо не произошло.

Потому что сам и никто не просил

Заменить на посту удивлённых.

Как будто разбитый бокал вина

пытаешься склеить

А вместо него уже куплен другой.

И ни ноты сомнения.

Это страх навсегда потери

и неласково-громкий дождь за окном

Выдумать, чтобы кому-то было не одиноко так.

Но так

Ещё будет больней пережить с собой настоящим встречу.

Бывает, что чуда не нужно

Не нужны облака и мечты впереди

Кто бы пыль ремонтов и строек души

с тобой разделил.

И сумки на пятый, без лифта

И пса дважды в день

Лет этак на десять.

А потом говори: философия счастья мне твоя не подходит.

Добежать, когда надо стоять

Дохрепеть, закричать, когда вроде достаточно слова.

Одна маята бесконечных иллюзий

Утрат и беспросветно пронзающий холод.

Вот так и живем невпопад,

Творим чудеса наизнанку.

Потому что привыкли за других отвечать и решать.

Про себя не забыв, не дослушав

Мелодий прощальных.

Через год каждый шрам на шее его знаком.

Едва различимый вдох-выдох уже через пять.

Удивляться нечему.

И только разлуки ждёшь – прогулки под улиц вечерних звук

В подворотню вечности.

Этот адрес земной берет тишиной, опазданьями и простотой.

Ты герой его, если делаешь все и вовремя.

Он сам по себе, сколько его не кромсай.

Зарастает нелепыми видами.

Красоту жилых кирпичей и стен, сберегая для внимательно-избранных.

Его страсть – меняться и жильцов перебирать,

Без слез с тысячами прощаться.

Для кого-то – судьба, а кому – променад

От столиц и обратно.

Он не в обиде. Не маленький.

При свете – делец,

Вечерами – обычный прохожий.

Его не обманешь.

Только своего охапку возьмешь.

Еще больше в деталях и снах растеряешь.

Его крест – между миров и погод искать

призванье, память и имя.

А если найдет – раздаст

Благодарности без объятий.

Любовь его – это под солнцем лёд,

Мимолетная чистота и в лёгких свобода.

Свидание первое – не кончающееся никогда

И звёздное небо у Канта дома.

Чем чище человек, тем чаще благодарность

отдается и звучит честней.

Только цена у этих формул: не позавидуешь —

процент смертей, в глаза которым прямо

признавались страхом.

И оставались, потому что были те, кому еще страшней.

Другой расход – продлившееся детство.

Не желание обвинять и радоваться слухам людоедства:

«А он то с ней. А она? Ну как же так они могли

предать, все то, что мы так долго уважали?» И ты не знаешь почему

в ответ звучит один из миллионов:

«Тебя благодарю за помощь»

Как будто в тайну мироздания пустил,

Оставив дальше жить без срока.

А как в теории?

С кем о снижении цены договориться?

Кому еще по себестоимости слово нужно

И кто осудит, если вовсе нет его?

Никто.

Ты сам себя обезоружишь,

когда узнаешь адрес и привычки

равнодушных.

Все также молча солидарных: «Пилат, распни Его»