– Я видимо к вам, – в нерешительности остановился перед печкой.

– Конечно к нам. К кому тут ещё? Никого ж нет больше, – ответил старший.

– Мне нужно на тот берег, – грел уже и он руки, присев на корточки у горячей печи.

– Не положено, – с отсутствующим взглядом, будто и не видел его, ответил тот, что был постарше, доставая из кармана кисет с табаком. Затем, присев вместе с винтовкой на корточки, аккуратно сложив краешек газеты, что была приготовлена для розжига, пару раз проведя по ней ногтем, оторвал по шву полосочку. Обильно просыпав табаком, скрутил самокрутку.

Пустые, светло-серые глаза, покрытое недельной щетиной лицо, потрескавшиеся от ветра губы, говорили о полном его безразличии к происходящему.

Закурил от щепки, просунутой для этого в топку. И отошёл в сторонку. Видимо для того, чтоб не смущать своим присутствием. Ведь договариваться всегда лучше с кем-то одним.

– Тридцать, – не моргая, нахально, будто беспризорник под мостом, продающий ворованные котлы, заявил оставшийся у буржуйки обладающий деловой ноткой младший боец. Такой же небритый, но не потерявший видимо ещё интереса к жизни, с блестящими светло-карими глазами.

– У меня только двадцать, – взмолился Яков Карлович.

– Нас двое. Работа тяжёлая. Требует полной отдачи. Финны могут пристрелить. Злые сволочи. Вроде отделились, а на тебе, опять всё не по их, – объяснил тот, что постарше.

– Хорошо. Десять и часы, – торговался Яков Карлович. Рубли нужны были ему для того, чтоб добраться от границы до Выборга поездом. Верил, что не были ещё отменены на отделившейся территории.

Странное дело, стоит лишь только в чём-то дать слабину правительству, тут же все, кому ни лень, начинают отделяться, строить свои государства. С таким трудом собранная монархами Русь, превращалась на его глазах в раздробленные княжества.

– Покаж? – заиграли весёлым блеском огоньки глаз младшего.

– Вот, – достал из кармана часы, – Всего десять лет ношу. Совсем новые.

– Пойдёт, – махнул рукой, на славу раскурившемуся в сторонке своему напарнику.

Тот подошёл.

– Дай докурить, – протянул к его самокрутке свою жадную до табачку руку.

– На, – крепко затянулся перед тем, как отдать папиросу красноармеец. Указательный и средний палец которого были желты от махорочного дыма.

– Надо бы на ту сторону позвонить, чтоб приняли, не пристрелили. Или будем партию собирать? – жадно докуривал хорошо раскуренную самокрутку младший.

– Звони, пока не ровён час проверяющего какого не принесло. Нечай там ещё русский не забыли.

Крутанул ручку телефона. Подождал. Видимо связь была прямая, без коммутатора. На той стороне взяли трубку.

– Ну, как там у вас? – дунул в трубку: – Обратно никто не просится? – улыбался, с удовольствием выпуская дым младший.

Судя по рыскающему глазами словно ищущего, что же ему такого ещё весёлого сказать бойцу – на той стороне не отвечали.

Положил трубку и, уже обращаясь к Якову Карловичу:

– Тогда, как обычно. На середине моста. Мы вас оставим. Дальше сами.

– Там с вас ещё могут взять. Приготовьте заранее. С финской стороны границу охраняют новоиспечённые пограничники, остатки 42-го армейского корпуса, что находился прежде в районе Выборга, и Гельсингфорса, – подсказал старший

– Как!? Два раза за один переход! – лихорадочно перебирал в памяти, что ещё может отдать из того что было при нём.

– А как вы думали!? Теперь другая страна. И обратно дороги нет. Эти «новые пограничники», будучи белогвардейцами, соблюдают нейтралитет в отношении Финляндии, не допуская нарушения границы, разоружая всех нарушителей при любой попытке пересечения, – пожалел, что сделал подсказку.