– Получите вашего дядюшку, мисс, – бодро пробасил Паттерсон, статный молодой мужчина с умным веселым лицом, украшенным залихватскими усами. – Кстати, вам крупно повезло: мы часто отменяем операции, если они назначены на пятницу, тринадцатое число. А сегодня как раз тринадцатое, правда, не пятница, но я все равно не рискнул оперировать. Шучу, конечно! Просто операция не понадобилась. Лет пятьдесят можете ко мне не показываться, сэр. Только будьте аккуратнее с оливками!

– Мне кажется, я все еще чувствую эту косточку, – робко заметил пожилой джентльмен, прикасаясь к горлу.

– Нет, сэр, я вас от нее избавил, вы же сами ее видели! – рассмеялся доктор. – Знаете, бывает, что пациенту с ампутированной конечностью кажется, что его уже не существующая рука или нога все еще болит. Это, к счастью, не ваш случай – у вас всего лишь остаточное ощущение. Впрочем, если беспокоитесь, приходите ко мне еще раз на прием завтра. Буду рад убедиться, что вы живы и здоровы.

Он улыбнулся Патрисии и скрылся в кабинете.

Сэр Уильям еще не совсем пришел в себя после случившегося, и поэтому они с Патрисией, выйдя во внутренний двор больницы, решили немного передохнуть на скамье у фонтана. Вода журчала и шелестела, выливаясь в бассейн из чаши, которую поддерживали четверо упитанных каменных малышей. Патрисия пыталась выведать у дядюшки причину странных звуков во время приема, а тот отшучивался и говорил, что предпочел бы об этом забыть.

Рядом послышался сиплый кашель. Оба повернулись и увидели рослого констебля с красным лицом и вытаращенными слезящимися глазами. Он протянул к ним руки и зашевелил ими в непонятных жестах.

– Что с вами случилось? – участливо спросил пожилой джентльмен.

Констебль открыл рот, но вместо слов при каждом вдохе и выдохе из его горла вырывались еще какие-то булькающие переливчатые трели.

– Вы подавились? – догадался сэр Уильям, вставая.

Констебль, сделав над собой неимоверное усилие, грустно булькнул:

– Свистком.

С большим трудом сдерживая смех и одновременно искренне сочувствуя, дядя с племянницей взяли беднягу под руки и повели туда, откуда сами недавно вышли.

Медсестра-блондинка из приемного покоя, снова увидев их, слегка удивилась, а узнав, в чем дело, провела всю троицу к кабинету доктора Паттерсона. Ее лицо при этом не меняло приветливо-заботливого выражения, только глаза весело блестели. Она постучала, но ответа не последовало. Постучала еще раз – и опять безрезультатно. Тогда, сделав знак подождать, девушка вошла в кабинет одна. Послышался ее тихий возглас, и через секунду она выскочила из кабинета с криком:

– На помощь! Скорее! Доктору Паттерсону плохо!

На ее зов откликнулась проходившая мимо сестра, а через минуту появился и тот самый седой врач, которого Патрисия ранее приняла за Паттерсона. Вбежав в кабинет, он захлопнул за собой дверь. Рядом тут же начали скапливаться обеспокоенные пациенты, приковылял даже мужчина на костылях.

Через несколько минут трое вышли из кабинета: врач был удручен, а девушки выглядели ошеломленными и даже испуганными. Врач мрачно оглядел собравшуюся толпу и объявил:

– Доктор Паттерсон сегодня больше вести прием не будет. Его пациентов примут другие врачи. Джудит, – обратился он к блондинке, – распределяйте их между мной и доктором Баббингтоном, когда он придет. И еще…

Он наклонился к девушке и что-то тихо сказал ей на ухо. Та кивнула и побежала в сторону приемного покоя.

– А вы, – врач повернулся ко второй медсестре, – побудьте с ним. Только ничего там не трогайте. Позовете меня… когда будет нужно.

Девушка вернулась в кабинет и закрыла за собой дверь. Больные в коридоре стали взволнованно переговариваться, слышались реплики: «Что с ним?.. Сердце, наверное… Доктора тоже, бывает, болеют…» Хмурый врач громко произнес: