Потом был лес. И лай собак. И топот копыт. И все тот же ветер. Он рвал волосы и кричал: «Вперед!» И все кричали «Вперед!» Они не собирали добычу. Они не собирались это есть или как-то использовать. Они хотели разрушить как можно больше.

– Остара, – вспомнил вдруг Микола. – Это ее праздник. Она собирает кровавую жатву, чтобы насытиться. Она очищает мир от ненужного, чтобы нужному появилось место в этом мире. А кто решает, что нужное, что не нужное? Кто выносит приговор? Выживает сильное, умирает слабое? Умирает… Умирает… Пусть умрет как можно больше. Пусть умру я. Пусть умрет то, что во мне было. Оно мне больше не нужно. Я больше не хочу быть тем же самым. Я другой. Я новый. Я взрослый.

И он бежал сквозь деревья и кусты. Резал ножом, стрелял из лука. Кричал. Плакал. Смеялся. А когда совсем устал, рухнул в каких-то камышах. Дикая охота летела дальше, уничтожая все на своем пути, а он лежал в траве, силясь восстановить дыхание, и смотрел в темно-синее небо. Такое же синее, как глаза Морганы, такое же темное, как ее непонятная душа.

Он остался один. Один в незнакомой части леса. Рядом раскинулось болото. Цапли ходили по нему, высоко задирая ноги. Иногда они проваливались слишком сильно, но им удавалось выбраться. А что если у одной из них не получится и она останется в болоте навсегда? Что с ней будет? Она будет ходить по дну и искать себе пищу, не в силах никогда увидеть солнечного света? Или она попадет в Рай? Есть Рай для цапель, или он есть только для людей? Есть ли Рай? И что такое смерть? И как отличить, что смерть, а что жизнь? Вдруг он давно умер, а ему кажется, что он жив, и он ходит среди людей, никем не замечаемый. А ведь он и правда не замечаем. И только раз в год, в свой день рожденья, он становится центром вселенной. А в этот день, день своего совершеннолетия, он был самым замечаемым членом этого общества. Был, но снова нет. Снова его нет. Есть только болото, темно-синее небо, эти проклятые цапли, которые ходят на грани, но никак не хотят умирать.

– Эй, мальчик! – услышал он незнакомый низкий мужской голос, но не смог откликнуться, потому что его мысли бежали быстрее ветра, а может, они и были ветром, зато язык не шевелился. Где его мысли, а где ветер? Хорошо бы узнать.

– Мальчик! – голос раздался ближе. – С тобой все в порядке?

С ним не было все в порядке. Ему было хорошо, тепло, но он явно осознавал, что весь промок, и скорее всего, позже он сляжет с простудой. Но это не имеет значения, потому что такой прекрасный день вряд ли повторится.

– Мальчик, – высокий крепко сложенный мужчина лет сорока, а может пятидесяти, тряс его за плечо. Не разберешь. Лицо его было обветрено, куртка потерта, говорил он резко и отчетливо, двигался легко, но глаза… Глаза были выгоревшие. Некогда, вероятно, голубые, а может даже синие, как у Морганы, а теперь бледно серые и водянистые.

– Похоже, ты надышался болотной травы. Я не знаю, как она называется, да и не на всех болотах водится, но здесь ее огромное количество. Нельзя спать на болоте, ты можешь никогда не проснуться. И вообще спать в Чаще – плохая затея.

– В Чаще?! – Микола испугался и вскочил на ноги. Сонливость как рукой сняло.

– Как ты тут вообще один оказался?

– Я охотился! – с гордостью и вызовом произнес он.

– Один? Я не вижу по тебе, что ты умеешь охотиться. Ты совсем ребенок.

– Ты что, не знаешь, кто я? – взъелся Микола.

– Откуда мне знать? Много разных людей на свете живет, и некоторые малыши думают, что они охотники.

– Я не малыш! Сегодня я стал взрослым. В деревне праздник.

– Так это ты что ли источник всей этой беготни и криков, которые мешают нормальным людям наслаждаться тишиной и спокойствием?