– Уверен, что Господь наметил план для каждого из нас, – сказал я.

– Наметил план?

– Да.

– Предначертание?

– Да.

– О, так смерч, потопивший паром, то, что подстрелили твоего деда, наконец, то, как похитили и увезли твою сестру, а ты едва не утонул – все это часть его плана?

– Думаю, это так.

– Так что тогда переживать за сестру? Раз уж таков план, что толку в твоих переживаниях и терзаниях, если все закончится так, как намечено?

– Мой дед не сокрушался, – сказал я. – Не то что я. Он верил в Господа. И верил в его план.

– Да, и Господь вытянул ему хорошую карту, верно?

– На все воля божья.

– Которую нам не дано узнать.

– Когда-нибудь, на небесах, быть может.

– Представим, ты в городе и по улице с двух сторон во весь опор несутся лошади – станешь ты оглядываться, прежде чем перейти улицу?

– Разумеется.

– Тогда все твои рассуждения ерунда. Раз уж все предопределено, лошади собьют или не собьют тебя, и не важно, в какую сторону ты посмотришь, план уже составлен.

– Есть здравый смысл, – сказал я.

– Нет, если верить, как ты.

От таких разговоров голова у меня разболелась и вспомнились странные вопросы, которые задавала Лула. Дальше я решил отмалчиваться и не продолжать эту тему.

Коротыш тем временем вернулся к своему телескопу.

– Знаешь, как я стал интересоваться звездами, Луной и планетами?

Признаться, мне было все равно, но раз уж я надеялся на его помощь, стоило выказать хотя бы поверхностный интерес.

– Нет, – сказал я. – И как же?

– Как-то мне случилось прочесть книгу некоего Лоуэлла. Он описывал Марс, каналы, которые, он считал, там находятся. Если, скажем, посмотреть в телескоп, даже такой неказистый, как у меня, несомненно поймешь, откуда он взял свои идеи. Да еще этот рассказ – пусть и выдумка, но он здорово меня раззадорил. Пришлось с каждого заработка откладывать порядочную сумму, чтобы заказать себе эту вещицу.

– Оно того стоило?

– Да, несомненно.

Пока мы разговаривали, мысли мои вертелись только вокруг сестренки, которая теперь неизвестно где с этими негодяями, один из которых застрелил нашего деда, а все вместе они грабители и убийцы, не говоря о прочем. Меня подмывало напомнить об этом, да я знал, что это бессмысленно. Сегодня мы никуда не отправимся. В придачу здравый смысл мне подсказывал, что Коротыш и Юстас, похоже, не врали насчет того, что могут отыскать следы.

Коротыш продолжил:

– Видно, тебя не оставляют мысли, что вышло ужасное недоразумение, и ты надеешься, что сестра сумеет сбежать, вы встретитесь, и все будет по-старому. Такое, в общем, возможно. Только дело не в твоем желании. Тут, скорее, нужно благоприятное стечение обстоятельств, а еще она должна все спланировать заранее. По-твоему, она на это способна?

– Боюсь, что нет, – ответил я.

– Вот тебе и ответ. Напирай лучше на то, чтобы мы смогли ее отыскать и вернуть назад, и помни: ты сам определяешь, как дальше все обернется. Может статься, мы ее и не вернем. Однако будь уверен, мы отыщем ее, если она жива, и, скорее всего, даже мертвую, найдем и остальных и позаботимся о твоем деле, как договорились. Только не забывай – в итоге все может сложиться не так хорошо, как ожидаешь.

– Я понимаю, – сказал я.

– Возможно, да молодость слишком наивна. Лучше я расскажу кое-что о том, почему не верю в чудеса. Я родился от человека, назвавшего меня Реджинальд Джонс. И долгое время считал, что вырасту таким, как положено, и он сможет гордиться своим сыном. Да вот не вырос. А он называл меня своим проклятым карликом. Мать любила меня и звала Реджи. Она умерла, когда мне исполнилось девять. Тогда же отец заставил меня работать, как говорится, от зари до зари. Жестокий был человек. Когда мне исполнилось десять, он сдал меня в аренду на хлопковую плантацию, как вьючную скотину. Раз утром я ехал туда на пони по имени Старый Чарли и свалился, да так, что лопнула барабанная перепонка. Ужасное падение. Я едва смог подняться, все плыло перед глазами. И я вернулся домой, кровь лилась из ушей. Там отец взял плеть и стал хлестать меня, пока вся рубаха на моей спине не пропиталась кровью. Я залез на пони, вернулся на хлопковое поле и работал целый день. Вот так мне жилось. Работа до упаду – и никаких вариантов. Годом позже отец сказал мне, что мы отправляемся в цирк. Трудно описать, как я тогда обрадовался – не только из-за детского восхищения цирком, который в то время оставался для меня чем-то таинственным, но и потому, что отец дал мне возможность побыть при нем. Мы и вправду отправились в цирк, но вернулся он без меня. Я остался. Он продал меня в цирк за довольно скромную сумму. Можешь вообразить? Я не оправдал ожиданий, оказался не тем Реджинальдом. После смерти дорогой матушки я стал ему обузой, и он продал меня, как домашнюю утварь. Там по милости владельца меня содержали как дикого зверя. И позволь заметить, очень скоро я узнал, что цирк не такой забавный, как я думал. Даже близко.