Утром послышались голоса – это немцы выгнали в поле крестьянок, чтобы те копали картошку. Пришлось опять тихо сидеть до темноты. Когда вылезли, оба были голодны так, что мучила острая резь в животах и кружилась голова. Добравшись до места, где днем работали крестьянки, они стали искать остатки хоть чего-нибудь. Жадно хватая руками, жевали оставленную от овощей ботву. Зеленые листья и стебли смешивались со слюной их пересохших ртов и давали желудку иллюзию пищи. Они находили забытые мелкие гнилые картофелины, изредка им удавалось выкопать еще не дозревшие клубни.
Голодные боли в желудке прошли.
Сам собой сложился их режим движения: днем они прятались в стогах сена, ночью выползали – найти в поле или в лесу какую-нибудь еду, пили нечистую воду из случайных ручейков и потом проходили по десять-пятнадцать километров. В деревни они не заходили – в них могли быть немцы. Федор, деревенский парень, придумал:
– Слышь, Сашко, надоть нам раздобыть косу и грабли.
– Это зачем?
– А вот как будем шагать со снаряжением на плечах, так вроде бы как идем на сенокос или обратно вертаемся с него.
Саша согласился, и когда ранним утром они подошли к крайней избе какой-то деревни, Федор зашел под навес во двор и вынес оттуда косу и грабли. Он взял себе косу:
– Ты, небось, косить-то не горазд, а я с малолетства привычный.
Так и пошли: на плечах у Саши грабли, а у Федора – коса. Это придало им смелости, и они шагали уверенней, иногда даже днем. Так и дошли до деревни Федора. Когда он показался в своем дворе, мать от удивления выронила из рук ведро с водой, онемела и застыла. Отец вышел на крыльцо, всмотрелся и тоже не мог ничего произнести сначала, а потом воскликнул:
– Федька, это ты, что ли? Никак с того света заявился!
– Оно так почти и верно, – сказал сын. – Только дали бы поесть перво-наперво, вот мы с Сашком три дня не емши.
Впервые за долгое-долгое время они сидели за обеденным столом и наедались. Но у Саши была своя цель – неподалеку оттуда была деревня, из которой родом был муж его сестры. Ему обязательно надо идти туда – узнать судьбу своей семьи.
Дальняя родня встретила его приветливо:
– Сестра твоя успела уйти с военным отрядом, муж – в армии. А ты оставайся у нас, поживи, может, и переживешь лихолетье это. На случай, коли немцы заглянут, мы тебя упрячем.
Саша оставался в деревне три недели, помогал по хозяйству – хотя он был довольно неловким городским парнем, но потихоньку привыкал к крестьянскому труду. Немецкие войска так стремительно и массированно продвигались вперед, что не успевали оставлять солдат в тылу. Время от времени появлялись отряды СС, самые жестокие. Они налетали, арестовывали и казнили любого по подозрению в связи с партизанами, выискивали, хватали и угоняли евреев, назначали старост деревень и уходили. Им хотелось прослыть освободителями, и они объявляли, что навсегда распускают колхозы и снижают налоги. А потом сами же угоняли лучших лошадей и коров.
И вот после всех пережитых ужасов ожидало Сашу счастье – теплая женская ласка. В деревне, где он застрял, был тоже свой староста и у него жила дочь двадцати трех лет, Надя. Перед войной она вышла замуж в городе, но теперь ее муж был где-то в армии и ей пришлось вернуться к отцу. Она не забыла городских привычек, одевалась и причесывалась как городская. Отец корил ее:
– Вот немцы увидят тебя, такую паву, – сама знаешь, что будет.
– А я спрячусь, – смеялась Надя. У нее был веселый, легкий характер. Как-то раз она зашла в дом, где сидел Саша. Он уставился на нее – какая красивая! Надя улыбнулась:
– Что, понравилась я вам?