Ламперт поразился еще больше: почему же Вольфганг остался сталинистом? Сам он рассказывал историю своего выезда, вспоминал своего покровителя и друга Соломона Виленского, его арест, и тяжело вздыхал. Рахиль жалела Вольфганга: мальчик остался один, так мог бы остаться и их сын Борис, если бы их арестовали. На остановках она старалась купить что-нибудь для непрактичного Вольфганга и дать ему лишний кусочек – он был худым до истощения.

Поздней ночью, когда все спали, супруги Ламперты шептались по-английски. Рахиль вздыхала:

– Зачем мы приехали в эту страну? Нам казалось, что это рай по сравнению с Америкой. Ой, зачем мы только приехали? Что будет с нами, что будет с нашим сыном Борисом?

У Израиля не было ответов, он только сжимал и целовал ее руку:

– Прости меня, что я привез тебя сюда.

Днем его отвлекал от тяжелых дум настойчивый, но вежливый Вольфганг, которому хотелось разговаривать с ним на английском. За этими беседами, под стук колес, Израиль немного отдыхал душой. Но потом опять приходила ночь и опять приходили вопросы, на которых не было ответов.

Через неделю люди стали роптать и жаловаться начальнику охраны:

– Мы ни разу не мылись, не меняли белье. От всех нас воняет потом. Мы не ели ничего горячего.

– Ладно, мы устроим остановку, где есть столовая и санпропускник.

Так раз в неделю им давали передохнуть, помыться и поесть горячего супа.

На семнадцатые сутки мучительного пути путники узнали, что они находятся в Казахстане, между русским городом Курганом и казахским Петропавловском. Оттуда поехали на юг, там сразу стало теплее. На двадцать второй день пути поезд остановился посреди голой степи. Охранники забегали и зашумели:

– Приехали! Всем выходить!

– Куда приехали? – вдали вырисовывался силуэт небольшого городка Осакаровки.

За ними приехали крестьянские подводы, одни были запряжены тощими лошадьми, другие – такими же худыми быками, а некоторые – азиатскими двугорбыми верблюдами с гордо закинутыми вверх мохнатыми головами.

Начальник охраны собрал всех прибывших, выкрикивал их имена и говорил, куда ехать на подводах:

– Поселок № 12… поселок № 24… поселок № 5…

Ламперты загрустили еще больше: оказывается, их поселят даже не в этом маленьком городишке, а в каком-то поселке. Их и Вольфганга разместили в поселке № 5. Пока шла суета распределения, их сын Борис успел подружиться с кучером верблюда. Ему очень хотелось, чтобы их повезли именно на верблюде. Он стоял перед азиатским двугорбым чудовищем, не отрывая глаз. И желание его исполнилось. Он закричал по-английски:

– Папа, папа, мы поедем на верблюде! Вот здорово!

Погрузили вещи, посадили женщин и детей в длинную повозку, мужчины пошли пешком. Все были утомлены длинной тяжелой дорогой, измучены ожиданием и истощены от недоедания. Тащились молча, погруженные в грустные размышления. Кучер лениво стегал бока верблюда, и Борис неотрывно смотрел на него.

– Хочешь править верблюдом?

– Очень.

– Держи вожжи, – счастью Бориса не было предела.

Вольфганг спросил возницу:

– А далеко до поселка?

– Нет, недалеко. Километров этак двадцать пять. К вечеру приедем.

– Двадцать пять километров! А кто живет в поселке?

– Колхоз, значит. Раньше мы кулаками были, а теперь мы – колхоз. Мы из России. Кулаками, слышь-ка, это нас так назвали, а жили мы бедно. Но коммунисты все последнее отобрали, раскулачили, значит. А потом семьи пригнали сюда, в тридцатом году пригнали. Здесь пусто было, совсем голо. Нам велели самим устраиваться. Ну, стали мы копать землянки. В первые годы, особенно зимой, как похолодало, так многие поумирали от голода и холода, больше чем половина умерли. Ну вот, а потом стали ставить хаты-мазанки из глины, пообжились кое-как.