– Хашим, – позвал полковник, когда они переступили порог сего гостеприимного дома.

Один из тех, кто ел за столом – одновременно ухитрялся есть и говорить, – встал, с широкой улыбкой пошел им навстречу. Улыбка была такого рода, при которой полицейский судорожно проверяет, на месте ли пистолет.

– Хашим...

– Полковник... прошу к столу.

Они обнялись, как это принято у славян. Что же касается стола – то ни один морской пехотинец не назвал бы столом этот свинарник.

– Спасибо, Хашим, времени нет. Встретимся вечером в баре и выпьем.

– Заметано.

– Хашим, вот эти парни пойдут по тропе. Что они должны сделать, чтобы твои люди их не тронули?

– Нет ничего проще, полковник...

Хашим, однофамилец Хашима Тачи, главы бандитского государства Косово, подошел к другому столу, шугнул оттуда ценителей порно, открыл ящик и достал оттуда жменю нарукавных повязок, наподобие тех, какие повязывали в СССР дежурные. На повязках было вытиснено – УЧК, сами повязки были не просто вырезаны из куска красной материи, а сделаны фабричным способом.

– Вот это – пусть оденут на руку. И я еще дам им позывной. Пусть называют свой позывной в эфире, если что-то произойдет...

– Хашим, у них не всегда будет возможность носить это на руке. Нужно что-то еще, думай...

Хашим задумался, потом звучно хлопнул ладонью по лбу.

– У вас есть тот фотоаппарат, полковник? Тащите. Сейчас сделаем.

Вот тогда-то – утром, перед самым разведвыходом – и сделана была эта фотография, единственная фотография, где они все вместе, верней все вместе, кроме него самого. Тили. Кинан. Саседо. Динкель. Мартинсон. Овьедо. Гринберг. Получилось так, что из всех восьмерых только он один мог пользоваться фотоаппаратом, а поставить на задержку было невозможно, это была старая модель. Так и получилось, что на снимке их оказалось семеро, хотя в реальности их было восемь.

Первым стоит Тили, опираясь на свою здоровенную «М107». С другого фланга присел Овьедо – этот как всегда улыбается, его «М21» с глушителем залихватски положена на плечо. Мартинсон держит свою «М4» с глушителем и оптикой – как Рэмбо. Остальные – между ними, просто стоят. Восьмым в этом снимке был бандит по имени Хашим, он стоял с пулеметом в высоко поднятых руках и улыбался. Надпись на обороте снимка гласила – «Это мои друзья» и заверялась печатью УЧК. Но в надписи ли дело, ведь это была их единственная фотография...

– Черт, сэр... Вот такого дерьма – не было даже на Аляске во время курсов по выживанию.

– Заткнись... – ганни и сам выглядел не лучшим образом, он посерел от усталости, на лице его была грязь, потому что он вытирал лицо грязной рукой.

Они были в лесу. Это были балканские Альпы, невысокие, поросшие лесом горы. Зимой здесь не снег – а мерзкое месиво, сама почва в основном глинистая и имеет обыкновение скользить под ногами в самый неподходящий момент. Склон достаточно крут, чтобы при падении прокувыркаться пару десятков метров и что-то себе сломать. Влажность – близкая к ста процентам, тот же самый туман, через который не пробивается даже солнце. Кажется, что дышишь водой, на лице – грязные разводы, и все та же пленка воды. И снег... ублюдочный мокрый снег, который то начинает идти, то прекращается вновь. Погода, как в Британии на севере, на тренировочных базах САС.

Какое наблюдение? Эти ублюдки в штабе что – думают, что если погода неподходящая для спутника, то они видят лучше, чем спутник с околоземной орбиты? Да тут – танк можно не заметить с пятидесяти метров.

Кстати, про танки...

– Хрен здесь что-то пройдет, парни... – выразил общее настроение Овьедо.

– «Хаммер», может, и пройдет.