– Нелегка задача! Эх! Наудачу! Нарекаю тебя ТРЯСОГУЗКОЙ! Беги по дорожке узкой, летай с ветки на ветку! Живи свободно, и радуйся!!!

Сколько времени с тех пор прошло не знаю – сам гадаю! Слова складно связываю, да внукам, на науку, рассказываю…

Живёт себе, трясогузка, свободно и радостно! Только, по привычке, хвостиком помахивает… Будто боится неведомого господина обидеть…

* * *

– Ну, что, чиграши? Понравился вам мой сказ?!

…Тишина в ответ… Приподнялся Никифор, взглянул на внуков… А они… С открытых ртов слюнки пускают, да носами посвистывают…

Умаялись, помощнички!

– Деда! А, деда! – приговаривал меньшой внук, Ванятка, – А зачем тебе шишки – мешками?! А зачем ты приговариваешь: «Туки-туки, варежки! По снежочку санюшки… Не поели мышечки… Налегай на шишечки?!» Кому гутаришь-приговариваешь?

– Кхе! – кашлянул Никифор, закручивая самокрутку, – Как сказать тебе, внучок? Завтрева в лес пойдём, тамочки и увидишь того, кому шишки собираю и заговор заговариваю…

* * *

Поутру… По насту хрустящему, отправился Никифор с внучатами в лес..

А, что, он, лес? Лес, как лес…

Сосёнка – к сосёнке, ёлочка – к ёлочке… Кустарничек – к кустарничку…

Всё одно… Тайга-матушка…

Полусонные внуки волочились за дедом на лыжах самоделишных… А сам Никифор нёс на плечах мешок увесистый, да не больно тяжёлый… С шишками.. Еловыми да сосновыми…

Наст под лыжицами похрустывает… Дед – передом, а внучата позади волочатся, полусонные.

Солнце раннее им улыбается, морозец за щёчки румяные их щиплет. А им… Им – всё нипочём: бредут за дедушкой… То ему на лыжи наступят… То друг дружке… Завалятся на бок, и… Хохоту – на весь лес!!! Всю дичину распугают!

* * *

Вышли на опушку, где ёлочки берёзки поперёд пускают… Гарь бывшая… Позапрошлогодняя… Вроде, недавно дело было, а берёзоньки – в руку толщиной… Стоят, красавицы, белым телом на белом снегу отсвечивают… Любо-дорого глядеть!

Вот, тут-то, спустил Никифор тяжёлый мешок с плеч, и шишечки из него стал вытаскивать, разбрасывать, по пенькам горелым раскладывать.

Раскладывает, да приговаривает: «Туки-туки, варежки! По снежочку санюшки… Не поели мышечки… Налегай на шишечки!»

– Дед! Ну, дед! – не утерпел Ванятка, – Кого? Кого на шишки зазываешь?

– Тише, малец! Сам увидишь моего помощника…

Мгновения не прошло, как на искристый наст уселся «дедов помощник»… В красной шапочке… Дятел…

И. давай шишку долбить-ковырять! Только шелуха во все стороны полетела! И людей не боится! Знает, что не обидит защитник таёжный!

– Де-е-ед! – шепнул Ванька, уткнувшись носом в тулуп, – А… А почему ты… дятла… лесным помощником кличешь?

– Потому, внучок, – ответил Никифор, поправляя на Ваньке шапку-ушанку, – Потому что он деревья худые метит… Знает, санитар, которые из них больные… Заранее из них червячков выковыривает. А я – за ним… Метки ставлю… Чтобы лес здоров был… Как ты, малец!

* * *

Усевшись на пенёк, Никифор закурил… Внучата увалились на снег, и с интересом наблюдали за «дедовым помощником», который кликнул-присвистнул, и на зов его слетелись, ещё с десяток, лесных санитаров…

А дед покуривал, да нашёптывал слова заветные: «Туки-туки, варежки! По снежочку санюшки… Не поели мышечки… Налегай на шишечки!»

Ранним летним утром, когда речка только окуталась молоком тумана и зарозовела, на кровати завозился Ванятка. Меньшой внук егеря Никифора.

Сам дед, уж, и корову проводил на соседний луг, курочкам да уточкам зерна задал, кроликам – травки свежей.

Сидел, да тихонечко карабин свой чистил и смазывал…

Потянувшись, протерев глазёнки, Ванятка опустил ножки на прохладный деревянный пол…