В самом ли деле болезная сумела добиться приема у кого-то из магистров, Арис так и не разведала. Здоровье Леоноры тогда позволяло ей бывать вне дома, но прежде о подобных знакомствах она умалчивала.

– Когда явилась Лея Сальвадоровна, я вновь заговорила с матушкой об осмотре. Лея бы нас не разорила, зато могла подарить еще каплю надежды. Однако, матушка не пожелала и слышать об этом. Магические книги – моя последняя возможность искать выход, не нарушая запрета, – скорбно подытожила вязунья.

Селена только накрыла ладошкою пальцы подруги, жестом повторяя реченную ранее веру в счастливый исход: и нет разницы, быть ему логичным или чудесным.

Странный чай исчез из пиалы на удивление скоро. С его ли живительной силы или по всегдашней хозяйской ответственности, но Арис поднялась из-за стола и принялась освобождать полы и лавки. Сегодня уже третья женщина коснулась наведения порядка – маленькая изба давно позабыла такое внимание.

Льняные летние юбки отправились на дно большого сундука дожидаться срока, рубахи легли поверх. Четыре домашние шали (первые кривоватые эксперименты с вязанием) устроились чуть ближе.

Арис вовсе не желала выпроваживать подругу – работать руками за беседой казалось правильно и уютно. Невольно приученная к замкнутости, поначалу она не ведала тягости одиночества. В последние же дни, когда бремя бывать с людьми выпадало все чаще, повинность эта вдруг обернулась благотворной и почти желанной.

Однако, Селена не задержалась – она и сама имела чем заняться дома в большой семье, тем паче, родительский кров ей предстояло скоро покинуть с положенным девичьим плачем.

Прощаясь, девица негромко обещала свои молитвы, затем добавила уже легко и деловито:

– Завтра занесу пару окуней с отцовой подледной рыбалки.

Арис была благодарна и за то, и за другое.

Отдельным видом странных женских развлечений можно означить «уборку после уборки». Адептки новых традиций войны с домашним хаосом не зря советовали воздержаться от кавалерийского наскока. Их стратагемой были «шажочки», а первой вылазкой полагалось начистить до блеска медный таз при кухонной бочке. Только у Арис его заменяла деревянная кадка, отчасти черная, отчасти зеленая. Кадка не блистала в былые времена – не сиять ей и ныне, потому девушка как-то сразу ощутила себя чуждой последним веяниям домовитости и в их подробности не входила.

Вязко и бессмысленно топчась мыслями вкруг этого нехитрого предмета, Арис добралась с ворохом лент до последнего ларца, так рьяно опустошенного матерью. Атласные змейки почти опустились на место, когда девушка приметила край бумаги, застрявшей в зазоре между дном и толстой стенкой ларчика.

Продолжать переборки она не рвалась и в первую секунду хотела забыть о находке. Затем, сетуя на сознательность, все-таки вытащила его и понесла к шкатулке для бумаг. Ленты шли в дело крайне редко, и вязунья запоздало удивилась появлению под ними сложенного вчетверо квадратика – дорогого, с голубою тонировкой. Развернув почти машинально, девица запнулась на пути.

Сердце шумно разогналось, и в жизнь Арис ворвались две строки из иного мира, брошенные знакомой скорописью матушки:

«Д.А.: Раскудрявая аллея, 15».

Кто такой «Д.А.»? Живет ли он еще в указанном квартале богатых аристократов?

Значит ли это, что ее отчество начинается на «Д»?

В Итирсисе: 15 марта, вторник

Вернувшись домой, Виола определила себе полчаса поплакать.

По дороге из гильдии магов она сложила примерный новый план, и все-таки обида на неудачу и надменное обхождение была еще очень сильна. До сих пор в городе ей изрядно везло, доброжелательные соседи не пытались указать ее место. Виола стала забывать, что покинула деревню три месяца назад, что ей двадцать и она, вдобавок, барышня. Разговор в кабинете эконома стал унизительным щелчком по носу.