– Все под контролем, – успокаивает ее Мюнхгаузен, – сейчас мы…

– Прямо сейчас? – опасливо спрашивает клиент.

– А что тянуть?

– Боязно как-то.

– Дырку в печени делали, не было больно?

– Н-нет.

– Готовьте череп.

– Что значит, готовьте? Вот он тут, на месте, – берется клиент за голову.

– Ну… подставляйте. Садитесь пока… о, хорошая лысинка на темечке. Алена, неси дрель.

– Да ты… да ты, что? – взвивается хозяйка. – С ума сошел?

– Да это я так, пошутил… для острастки. Дай-ка мне фартук, – обращается он к Алене.

Мюнхгаузен надевает фартук, прочерчивает циркулем круг на темечке, достает деревянный молоток, каким пользуются в суде, берет авторучку и делает отметку.

– Дайте мне вязальную спицу… самую толстую… Вы, – подает он хозяйке томик японского поэта Басё, – вы… будете читать мантры. Алена будешь листать Утамаро. Калиостро говори «ом», а ты, Стажер, «бом»…

– Какой я тебе Стажер? – возмущается Сталкер.

– Ну! – командует Мюнхгаузен.

– Что – ну? – возмущается хозяйка.

– Читай мантры!

– Ко мне нужно обращаться на «вы», – наставительно отмечает хозяйка. Потом будете разбираться, кто-из-вас-кто. Сосредоточьтесь на ритуале.

– Долго вы тут еще будете пререкаться? – спрашивает клиент.

– Клиенту необходимо молчать, – наставительно замечает Мюнхгаузен, – а то опыт пойдет вкривь и вкось.

– Уже замолкаю, – соглашается клиент.

– Я сказал: замолчать! – орет Мюнхгаузен. – Мантры читайте! Луна уходит…

– Хорошо – начинаю… Куда она уходит? – ворчит хозяйка. – Осенний дождь во мгле, нет, не ко мне, к соседу зонт прошелестел. Ерунда какая-то.

– Приступаем, – говорит Мюнхгаузен. – Говори: «ом»!

– Ом! – восклицает Сталкер.

Мюнхгаузен, отвернувшись, замахивается молотком.

– Бом! – вторит Калиостро и закрывает глаза ладонью.

Мюнхгаузен шевелит пальцами в красных резиновых перчатках. Из головы торчит штырь.

– Беспокоит?

– Нет.

– Я что велел?

– Что?

– Молчать, я велел!

– Хорошо: помолчу.

Мюнхгаузен вытягивает штырь из головы, дует на отверстие.

– Теперь приступаем к самому интересному этапу операции. Тащите коньяк, который сей господин нам прислал в шоколаде.

– Ничего я вам не присылал.

– Да? – удивляется хозяйка. – Кто же тогда?

– Какая разница, – говорит Калиостро, – коньяк есть коньяк!

– Не скажи, – задумывается Мюнхгаузен. – Коньяк мы на клиенте испробуем, а вот шоколад-то мы съели. А кто его прислал, неизвестно. Это плохо.

– Что, непригодный коньяк? – спрашивает клиент.

– Вы когда-нибудь употребляли что-нибудь с градусами, которое нельзя было пить? Вермут за рупь двадцать семь не застали?

– О! – восклицает Калиостро. – Ка-кая га-адость была! А сколько попили…

– Э-эх, было время! – вздыхает Мюнхгаузен. – Тебя, Стажер, тогда мамка из сиськи угощала раствором вермута и молока. Результат налицо.

– Что, – осторожно осведомляется Калиостро, – мы не будем коньяк пить вместе с клиентом?

– Конечно, будем! – с возмущением восклицает Мюнхгаузен. – А то еще клиент обидится.

– Только по рюмочке, – расставляет крохотные рюмки хозяйка.

– Клиенту стакан полагается, – говорит Мюнхгаузен.

– Действительно, – соглашается клиент.

– Разливаем, – говорит Мюнхгаузен, – и выпиваем… Теперь запьем водичкой из «Святого источника», – наливает он из пластмассовой бутылки. – Лучше всего – газированную. Можно, конечно, святую воду попробовать, но эффект будет слишком сильный.

– И какой? – спрашивает клиент.

– Раздобреете.

– Куда уж мне больше – полтора центнера без семи килограмм.

– Да не в этом дело. Подобреете и все свое имущество начнете раздавать бедным.

– Не дай Бог! Бедняков ненавижу! От них все беды на земле!

На голове клиента начинает надуваться воздушный шарик с нарисованным на нем лицом. Шарик отрывается от отверстия и поднимется к потолку. Один за одним шарики поднимаются к потолку, и начинают своеобразный танец под идиотскую музыку. Нечто вроде: «Ня на… ня на… ня… нам… на-а-а… ням на». Куклы оживают, подмигивают и корчат рожи.