Она опять высморкалась и нервно скомкала в руках салфетку. Вера Никитична глотнула воды.

– А ведь мы живем ради детей! – немного помолчав, снова заговорила Надежда. – Нас с мужем больше ничто не связывает, нет никаких общих интересов. Раньше в походы ходили, путешествовали, на мотоцикле гоняли, на подъем были быстры… А сейчас ничего этого нет. Все крутится вокруг них!

Ниточка паутинки угрожающе растягивается, провисая вниз. Еще чуть-чуть и…

– Надежда Николаевна, вы рассказали о том, что происходит у вас в жизни. – Вера слегка откашлялась и постаралась придать голосу привычную уверенность. – Мы можем попытаться выделить, что из всего этого вас беспокоит больше всего и с чем вам хотелось бы разобраться в первую очередь.

Надежда участливо кивнула, вытирая салфеткой глаза.

– Апатия. Я ничего не хочу. Из-за этого вируса боюсь выходить на улицу, боюсь заболеть. И что-то с дыханием – не могу дышать.

Капля врезается в ниточку так глубоко, что начинает напоминать сердечко. Вселенная деформируется.

– Тогда будем работать с вами над апатией, дыханием и страхом выходить на улицу. – Вера пролистнула ежедневник. – Я предлагаю встречаться каждую неделю в течение месяца. Вам удобен такой график?

Надежда снова кивнула и почему-то отвела взгляд.

– А потом посмотрим на динамику и решим, что делать дальше. Договорились? – спросила Вера, закрывая блокнот. На сегодня точно достаточно.

– Хорошо, спасибо.

Неужели выдержала?..

Надежда Николаевна бросила на стол очередную салфетку, достала из сумочки зеркало и мельком взглянула в него. Потом убрала блестящую круглую коробочку обратно и закрыла сумку. Начала вставать.

И в этот момент коленом случайно задела низенький журнальный столик.

От толчка керамическая кружка с остатками кофе потеряла устойчивость и начала опасно балансировать на блюдце.

Вера Никитична и Надежда Николаевна одновременно замерли, взглядами вцепившись в этот танец. Упадет – не упадет? Разольется? Разобьется?

Выдержит ли?.. Удержит ли?..

Кружка падает, и по полотняной салфетке, прожорливо съедая белый цвет, растекается коричневое неровное пятно.

Ниточка все-таки оборвалась. Вселенная рухнула.

Ее, Верина, Вселенная профессиональной отстраненности и непринятия на себя чужой боли.

Пронзительный звонок будильника в телефоне имитировал крик петуха.

«Какая же все-таки это гнусная птица!» – вяло думала Вера Никитична, с закрытыми глазами хлопая ладонью по компьютерному столу, стоящему рядом с кроватью. За остатками сна еще теплилась надежда, что сейчас снова наступит тишина и можно будет провалиться обратно в тепло. Но противный вопль появлялся вновь и вновь. Дурацкие смартфоны: чтобы отключить будильник, недостаточно нащупать телефон – нужно открыть глаза, поставить палец на крестик и провести вправо.

Яркий свет экрана – и прощайте, последние клочья грез. Заставка телефона настойчиво предлагала улыбнуться этому дню. И неважно, что температура в спальне не выше 15 градусов по Цельсию. И неважно, что спала ты не больше четырех часов.

Не давать себе поблажек. Иначе разленишься и весь день проваляешься в кровати.

Вера Никитична села на кровати и откинула два одеяла. Верхнее – с яркими всполохами солнца и луны по ультрамариновому фону пододеяльника – дежурное: его доставали только в холода. Нижнее – белое, потертое, родное. Оно-то и не отпускало, маня снова нырнуть в тепло.

Вдохнув в себя решимость, она вытащила из-под одеял ноги и спустила их с кровати. Розовые ступни коснулись холодного дощатого пола, выкрашенного кленовой морилкой и покрытого яхтным лаком для износостойкости. При столкновении тепла и холода сознание окончательно вернулось из бескрайних духовных миров в ее сорокалетнее неидеальное тело.