– Вы сказали, что ваша мать возвращалась в тот же день. Значит, уходила недалеко. Она ездила на машине?

– Нет, она не умела водить. Наверное, садилась на автобус в конце улицы. Остановка «Шанфлери»[3]. Странное название. В этом районе никогда не бывало ни цветов, ни полей. Только одинаковые серые дома, которые стояли бок о бок, и так до границы соседнего города.

– Куда ходил этот автобус?

Клиент сразу же начинает перечислять названия остановок, как будто у него перед глазами карта. «Шанфлери». «Роща». «Больница Святого Иосифа». «Бателье». «Бателье, левый берег». «Имени Руже де Лиля». «Кладбище».

Через час Фелисите и ее клиент выходят из автобуса на остановке «Кладбище». Она ведет его через мраморный лес к ничем не примечательной могиле, на которой только букет сухих цветов. Выцветший, но полный, без недостач, он лежит под табличкой, на которой читается:

На могильной плите сидит призрак пожилой женщины, которая не отвечает на вопросы Фелисите. Ее затуманенный взгляд устремлен на угасшие жизни. Проводница достает свой чемоданчик для мертвых и термос, в котором температура воды равна восьмидесяти трем градусам, и заваривает чай из долины Чудес. Мать клиента невольно тянется к фарфору, ожидая, когда ей дадут чашку.

Показать призраку предмет, которым он может пользоваться, – все равно что помахать перед кошкой веревочкой, к которой привязана бумажка. Такие предметы служат якорями для неупокоенных душ. Они возвращают призракам плотность – почти жизнь. Призраки чуют их издалека и приходят к ним, если могут. Вот почему чайная всегда полна невидимых клиентов.

Вскоре, когда чай подействует, покойница расскажет о своем первом браке, о первом ребенке, о маленьких легких, которые не могли дышать, о неделях в белой комнате, о букете, который она тогда, 1 ноября, не положила на гроб, потому что нельзя выложить все свое горе сразу, а если класть по цветку за раз, будет не так больно. Расскажет о браке, зашедшем в тупик, о втором муже и о боли, которую легче переносить в одиночестве.

Фелисите спросит, что и кому она говорила, умирая, какая прерванная фраза обрекла ее на участь призрака. Предложит, если та желает, договорить за нее последние слова, чтобы их услышал тот, кто должен. Но возможно, старушка предпочтет остаться рядом со своими поблекшими цветами.

Успокоенный этими ответами, человек-акула перестанет напоминать потерявшегося ребенка. Он вернется в Марсель, а Фелисите – в Ниццу. Там она обналичит чек.

В своем увядшем дворце в конце Кур-Салея она откусит от конфетного ожерелья, заварит себе чай – тот, с озера Пти, который помогает ей блуждать по тропинкам прошлого, – и выпьет целый чайник, чтобы вспомнить свою мать такой, какой Фелисите ее помнит, когда Агония еще не расщепила ее и она была просто матерью, не исчезла за множеством лиц и голосов, не делила свое тело с пятьюдесятью шестью незнакомцами и отзывалась только на свое настоящее имя – Кармин.

Перед сном, когда строки в книге начнут расплываться, Фелисите повернется к прикроватному столику, на котором нет семейных фотографий. Не глядя найдет рядом с будильником овальное зеркальце в серебряной оправе. И поскольку она уже слишком взрослая, чтобы обнимать по ночам мягкую игрушку, заснет вот так, положив ладонь на обратную сторону зеркала, где выгравировано:

Фелисите умерла после того, как рассказала мне эту историю. И она постаралась в свой последний час удержать язык за зубами, так что даже не мечтайте. Ее больше нет, нигде и ни в каком облике.