Одернув толстовку, я без стука вошла в кабинет Константина Дмитриевича. Профессор сидел за своим столом и кажется, вовсе не заметил моего вторжения.

Что-то было не так в его внешнем виде. Я привыкла к педантичной строгости его образа. А тут...

На нем не было пиджака. Белоснежная рубашка обтягивала широкие плечи. Воротник небрежно расстегнут. Темные волосы слегка взъерошены...

Даже не знаю, что именно меня смутило. Но храбрости явно поубавилось.

— Снова посмотреть пришли? Или все же поговорим?

Напугал, черт!

— В-вы испытываете меня? — прямо спросила я.

Он наконец повернулся ко мне. Ореховые глаза скользнули по мне долгим взглядом. Губы профессора изогнулись в усмешке:

— Я думал это мне стоит задать подобный вопрос.

Да он точно издевается!

— Если вы это делаете из-за моих безобидных комментариев на парах, то прошу простить. Не обязательно усложнять мне из-за этого жизнь. Я всегда комментирую происходящее на лекциях, не считаю...

— Не считаете, что стоит держать свой прекрасный ротик закрытым? — он приподнял бровь.

Я подавилась своими словами, напрочь забыв, что вообще собиралась говорить.

— Хоть иногда? — продолжил он. — Например, сейчас. Для разнообразия. Когда вы молчите, кажетесь мне куда более... хмм... беззащитной.

Удовлетворённый моим смятением он улыбнулся:

— Так-то лучше.

— А вы только того и ждёте, — наконец выдавила я. — Когда я стану беззащитной.

Я старалась фильтровать речь. Как-никак он мой преподаватель. Какой бы он ни был. Но в моем голосе неудержимо сочился яд. Я все ещё помню, что этот мерзавец наделал.

— У меня сложилось ощущение, словно вы с самого начала отнеслись ко мне предвзято, Валерия, — строго сказал Константин Дмитриевич, не оставляя и следа улыбки на лице. — У вас на то какие-то личные причины?

Вот блин. Кажется, я все же перегнула. Теперь мне точно несдобровать.

— Если я виновен в этой неприязни, прошу прощения.

Что? Он ведь не узнал меня? За что тогда извиняется?

— Как бы там ни было, — продолжил он, и в его голосе зазвенела сталь, — вы моя студентка. Настоятельно рекомендую вам соблюдать субординацию! Я не потерплю вашего стремления разлагать дисциплину. В том числе... если вы решите распространять обо мне нелепые слухи...

— О чем это вы? — нахмурилась я.

КОНСТАНТИН

И действительно. О чем это я? Собрался таким образом выдать себя?

Ей не следует знать о том, что я ее помню. Но другого способа намекнуть ей на то, что следует держать язык за зубами, я не нашёл.

Желая поскорее закончить этот бестолковый разговор, я поднялся из-за стола. Взял в руки бумаги и направился к Валерии. Но заметив, как она попятилась к двери, замер.

Да за кого она меня принимает? Считает, что я наброшусь на неё в собственном кабинете? И все из-за какого-то дурацкого поцелуя? Будь он трижды проклят!

— Это материалы для лекций, — проговорил я раздраженно, протягивая ей папку.

Лера нерешительно шагнула навстречу. В нос ударил уже ставший привычным запах мандаринов. Девушка смущенно прикусила губу, привлекая мое внимание к своему рту. Вот я и засомневался...

Ведь не наброшусь?

Ощутив нестерпимое желание провести по мягкой плоти пальцами, я нахмурился и сжал руки в кулаки. В сознании непрошено всплыл наш поцелуй на катке. Тогда я согрел ее замёрзшие губы своими. По-хозяйски прижимал это хрупкое тело к себе. Она едва не стонала...

Могу ли я повторить это? Ведь грань уже все равно нарушена? Всего раз. А потом мы обо всем забудем. Только бы ещё раз смять эту строптивую девчонку в своих объятиях.

Так, стоп! Какого лешего я вообще об этом думаю? Студентки — табу, Костян!

Я так глубоко задумался, что не сразу понял, что мои руки зажили собственной жизнью. Я потянулся и, подхватив локон выпавший Лере на лицо, заправил его за ухо.