Каким-то запредельным усилием я заблокировал это воздействие, и тогда бывший сослуживец задействовал телекинез. Валявшийся в шаге от нас револьвер будто бы сам собой прыгнул в его раскрытую ладонь, и я вцепился в запястье Михея, не позволяя тому взять себя на прицел. Отвлёкся и упустил нематериальную удавку – шею сдавило, а в глазах потемнело, но сознания я всё же не потерял и отпустил оседлавшего меня противника совершенно осознанно.
Ствол револьвера уставился в лицо, курок до упора отошёл назад и сорвался, шибанул бойком о капсюль.
Клац! И – больше ничего!
Я предотвратил выстрел, потратив крохи удерживаемой сверхсилы на гашение искры, тем самым выгадал время и успел сунуть руку в карман, рванул оттуда выкидной стилет. С металлическим щелчком разложился длинный клинок, резкий укол пришёлся Михею в бок, остриё чуть вильнуло, задев ребро, и засело до упора!
Изо рта противника плеснуло кровью, но он всерьёз вознамерился утащить меня за собой на тот свет и бросил остатки потенциала на усиление и без того уже врезавшейся в кожу удавки. Прямо над ухом оглушительно грохнуло, дульная вспышка ослепила левый глаз, а Михей будто молотком по лбу получил! Голова его мотнулась, он обмяк и завалился на спину, из пулевого отверстия меж бровей потекла алая струйка.
Готов! Теперь уже точно!
– Замер! Замер, кому сказано! – заорал Василь, ясное дело – не мне. – Мордой в снег, руки за голову! Завалю, сука!
Короткая схватка выпила все силы, но я не замешкался, не дал себе послабления. Выдрал из сведённых судорогой пальцев Михея револьвер, вскочил и сразу опустился на одно колено, оказавшись не в силах справиться с головокружением. Впрочем, и так разглядел, что Маленского уже и след простыл, а Василь заломил уложенному лицом в снег Антону руки и стягивает запястья кожаным ремнём, будто в этом имелся хоть какой-то смысл.
Наш бывший сослуживец вырываться не пытался, только орал:
– Да мы ничего такого не хотели! Федя сказал, что Машку надо забирать, вот мы и пришли! А тут вы! Это всё Михей! Он совсем сбрендил!
Насколько мне помнилось, Антон активного участия в сшибке не принимал, но останавливать я Василя не стал. Не до того было. Боролся с тошнотой.
– Потянешься к сверхсиле, башку прострелю! – пригрозил мой товарищ. – И никто слова дурного за это не скажет! Ты ж дезертир!
– Нам Федя приказал!
– Заткнись!
Я вытянул из бездыханного тела Михея стилет и очистил клинок о снег, после сложил нож и убрал в карман, заодно избавил покойника от запасных патронов и взялся перезаряжать револьвер, после окликнул товарища:
– Василь! Барчук где?
– Ушёл, сволочь!
– Уверен? – уточнил я с нескрываемым недоверием.
Пусть даже Антон в драку и не полез, но у нас с Василем и при столкновении двое на двое шансов было откровенно немного. Уж не знаю, кто и по какой программе натаскивал Михея, но за тот год, что мы с ним не виделись, он превратился в крайне опасного бойца. И хоть его стартовая позиция изначально существенно превосходила мою, я ощутил явственный привкус разочарования. Ну или горечь желчи из-за отбитой печени. Одно другого не лучше.
– Я Барчука первым выстрелом зацепил! – пояснил Василь, заставляя подняться на ноги Антона. На нём и сорвал злость. – Да заткнись ты! Не до тебя сейчас! Потом разберёмся! Петя, идём!
От арки так и продолжало веять жаром, штукатурку одной из стен расчертила длинная трещина, а окна первых трёх этажей зияли выбитыми стёклами, но при этом в них не маячили лица встревоженных жильцов. Ни лиц, ни света. Дом словно вымер.
Только я так подумал, и распахнулась дверь парадной.