К Нему подошел Отон, вытирая взмокшее лицо.

– Мы нашли его, – сказал он хрипло.

Роланд лежал на холме, под высокой сосной. Когда Он склонился над юношей, тот еще дышал, судорожно прижимая к груди свой знаменитый меч и разбитый рог. Без доспехов, весь покрытый своей и чужой кровью, маркграф Бретонский лежал, повернувшись головой в сторону Испании.

– Вот лежит Роланд, величайший рыцарь Франции, – прошептал Отон.

Словно услышав его шепот, маркграф открыл глаза и посмотрел на склонившихся над ним рыцарей.

– Простите меня, – прошептал он, сжимая рукоять Дюрандаля. – Господи, прости мне мою гордыню... Оливье... Он был прав... надо было трубить...

Из его ушей текла кровь, холодный пот покрывал лицо, но глаза казались ясными, словно сегодняшнее небо над Пиренями.

– Пусть простят меня мои... друзья...

Он резко выдохнул и замер, а голубые глаза остекленели, увидев вечность. Сзади подошел Тибо, стал рядом с рыдающим Отоном, перекрестился и спросил:

– Что он сказал?

Медленно и осторожно Он закрыл Роланду глаза и поднялся.

– Попрощался со своими рыцарями, – ответил Он, глядя на заваленное телами ущелье.

Столько жертв... А ведь Роланду нужно было всего лишь протрубить в Олифан. Карл услышал бы и успел на помощь... Но доблесть и отвага, помноженные на тщеславие и жажду славы, стали причиной гибели всего арьергарда... И маркграф это осознал, но слишком поздно.

– Да упокоится твоя душа с миром, – прошептал Он, в последний раз посмотрев на героя, ставшего причиной гибели сотен франков.

– Интересно, нам долго еще ехать? – поинтересовался я, меланхолично глядя в окно.

Услышав мой вопрос, Скаф, сидевший за рулем, ответил:

– Уже скоро выйдем к Клетке, Егор, не переживай.

– Быстрее бы, – пробормотал я.

Мы уже который час ехали по узкой тропе, которая вела в глубь Большой пустыни Виктория, а пейзаж не менялся – все та же бескрайняя красная равнина, плоская, как стол. За окном сейчас уже, наверное, под пятьдесят градусов. Слава богу, в машине есть кондиционер, иначе мы сварились бы заживо.

Честно говоря, я разочаровался в Австралии. Узнав, что мы летим на Зеленый континент, я искренне обрадовался, почему-то решив, что нас ждет великолепие экзотической страны. Если бы. Зеленый континент оказался красным. Обычные города. Обычные дороги. Обычные люди. Я надеялся, что когда мы окажемся в безлюдных местах, хотя бы там нас будут ждать удивительные приключения. И что в итоге?

Пустыня, гравий, редкая растительность, пыль и жара. Ни тебе кенгуру, ни коал, ни аборигенов с бумерангами. Сплошное расстройство. Больше всего меня удивляло то, что мои спутники, особенно Оксана и Скаф, казалось, искренне наслаждаются этой унылой поездкой. Что касается Лакаба, то черт его разберет, что там у него на уме.

В самом деле, сколько можно трястись на этих жестких сиденьях, слушая рассказы Оксаны о жизни? Она трещала без устали, и я научился ценить те редкие минуты покоя, когда она засыпала или читала свою дурацкую книжку, с которой не расставалась всю дорогу.

Не знаю почему, но эта девушка вызывала во мне тихое раздражение. Может быть, потому что у нее язык без костей. А может, потому что она такая оптимистка и на мир смотрит сквозь розовые очки. В общем, если подумать, то у нас с ней просто слишком мало общего, чтобы возникла хоть какая-то симпатия. Не говоря уже о том, что даже внешне она мне не нравилась. Угловатая, чернявая, какая-то неряшливая... Совершенно не в моем вкусе.

С другой стороны, ей-то удавалось общаться со мной безо всяких видимых признаков раздражительности. Может, дело все-таки во мне?