Как бы откликаясь на эти и подобные заявления, члены Предсоборного Совещания в начале 1916 г. обратились к вопросам церковного суда; в заседании 16 января признано необходимым создать особую Комиссию для разработки законопроекта о церковном суде «ввиду особенной его сложности, при недоработанности этого предмета в предшествующей практике». Основной задачей комиссии представлялось обозрение «всех частей проекта с точки зрения соразмерности применения к ним основных начал церковного и светского суда»[424].
В Комиссию под председательством архиепископа Сергия (Страгородского) вошли исполняющий обязанности обер-прокурора Судебного департамента Правительствующего Сената С.Я. Утин (заместитель председателя), члены Государственного Совета протоиереи Т.И. Буткевич и А.П. Надеждин, члены Государственной Думы протоиереи Г.Т. Алферов и В.П. Шеин, а также А.П. Пилкин[425], профессор М.А. Остроумов, помощник управляющего канцелярией Св. Синода С.Г. Рункевич, делопроизводители П.П. Смердынский, В.С. Шафранов и Н.В. Нумеров[426].
Комиссия, начавшая свою работу 19 января 1916 г., работала вплоть до 30 января 1917 г. Лишь за первые два с половиной месяца своей деятельности она имела 34 заседания, в ходе которых были рассмотрены вопросы о месте архиерея в судебном процессе, о видах преступления и о наказаниях, о следствии и защите, а также о соотношении церковного и уголовного суда.
По последнему вопросу предполагалось установить порядок, при котором приговор уголовного суда мог бы становиться основанием для приговора и суда церковного, поскольку, как заявил С.Я. Утин,
приговор суда уголовного, как и приговор суда церковного постановляется по Указу Его Императорского Величества, и противоречия между сими приговорами не должно быть. ‹…›
Если уголовный суд оправдает подсудимого или прекратит дело за недостаточностью улик, или за отсутствием состава преступления, то подсудимый не может быть привлечен к ответственности церковным судом. Если же уголовный суд признает подсудимого виновным и приговорит к лишению или ограничению прав состояния, то церковная власть снимает с осужденного священнослужителя сан или налагает и иные наказания, являющиеся каноническими последствиями признанного надлежащим судом преступления.
Однако С.Г. Рункевич заметил, что в «политических делах» 1905–1906 гг. церковный суд, «являясь, так сказать, более тонким аппаратом» выносил суждение «о несоответствии священника его пастырскому долгу» и в тех случаях, когда уголовный суд его оправдывал[427].
Из этого видно, что и накануне революции церковный суд, в представлении членов комиссии, должен был «удерживать в своих судебных отправлениях черты государственной, уголовной, судногражданской и полицейской власти», по выражению протоиерея М.И. Горчакова; в эпоху политической реакции совершенно неуместными, вероятно, представлялись все призывы о. Михаила к «организации ‹…› церковно-общественной судной власти, независимой во внутреннем ее строе и деятельности от государства»[428]. «Изменившиеся условия церковной и гражданской жизни» учтены были в полной мере.
Далее Комиссия приступила к составлению церковно-судебного устава или «Церковного судебника», который, согласно представлению архиепископа Сергия, «должен строго юридически расчленить спутанный ныне порядок церковного суда»[429].
Устав этот должен был состоять из 6 книг:
1. Устав об устройстве церковно-судебных установлений.
2. Устав церковного судопроизводства по делам о преступлениях и проступках и о наложении дисциплинарных взысканий.
3. Устав судопроизводства по делам о расторжении браков и о признании браков незаконными и недействительными.