В число преступлений, подлежащих церковному суду, было предложено включить распространение и чтение изданий безнравственного содержания и «привнесение священником личных и корыстных целей в сферу своих отношений к пастве собственно по долгу священнического служения»[381].
На основании сводки Отзывов архиереев Н. Суворов сформулировал принципы, которые желательно было положить в основу устройства суда:
1) отделение суда от администрации;
2) создание местных судов, близких к приходам;
3) создание учреждений, подобных институту присяжных;
4) допущение обвинения и защиты;
5) обособление следственной власти;
6) создание нескольких судебных инстанций.
Обсуждался также вопрос о создании «суда чести» для духовенства. Против выступил Н. Суворов:
По моему мнению, иерейский суд чести более опасен, чем непосредственный архиерейский суд; возможность же произвола со стороны архиерея может быть устранена возложением на архиерея обязанности ‹…› оправдать перед высшей властью свой образ действий[382].
Н. Заозерский положил в основу своего проекта судоустройства из 185 статей те же принципы, которые лежали в основе гражданской судебной реформы: суд должен быть гласным, обвинительным и состязательным. При этом Н. Заозерский ссылался на А.Ф. Лаврова[383].
Власть обвинительная предоставлялась обвинителю, пресвитеру или частному лицу – потерпевшему. Вводился институт следователей. Для каждого дела предусматривались две инстанции. Предусматривался также непосредственный архиерейский суд по незначительным делам.
Однако подход Заозерского вызвал критику со стороны профессора Новороссийского университета А.И. Алмазова, заявившего, что
в духовную сферу переносится целиком весь светский процесс, основанный на формальностях, но формализм, присущий светскому процессу, не должен быть переносим в духовный суд: в последнем должны действовать не столько строго формальные тонкости, сколько доверие, убеждение и исправление. ‹…›
Задача духовного суда – исправлять, а не карать. Вы весь результат судопроизводства сводите к формальному расследованию подлежащего суду деяния и каре за него и совершенно оставляете в стороне то исправление внутренней личности, какое именно и должно быть результатом духовного, хотя бы и формального суда[384].
Н.А. Заозерский, в свою очередь, отстаивал возможность применения в деле духовного суда принципов, выработанных в светском суде:
С какой же стати стесняться нам применять порядок, представляющий собой результат европейской науки, аппроб‹ир›ованный, обеспечивающий раскрытие судебной истины, выдерживающий требование гуманности. ‹…› Лучше всего применять сначала к церковному суду Судебные уставы императора Александра II во всей цельности и чистоте, а искажать, изменять их нормы будем тогда, когда нас вынудит к этому опыт жизни[385].
Противники отделения суда от власти епископа считали, что только епископ может смягчать приговоры. Однако Заозерский оспаривал и эту точку зрения:
Вы все упираете на Евангелие, что оно требует снисхождения. Я же скажу вам: нет преступлений отвратительнее церковных. Дух Евангелия требует изобличать зло во всей силе[386].
На необходимости формального суда настаивал и о. Михаил Горчаков:
Нормы прав и отношений устанавливаются законодательной властью и обычаем. Если таких норм в обществе нет, а споры из-за отношений возникают, требуется, чтобы суд решал такого рода дела[387].
В ходе дискуссии стало очевидным, что само понятие церковного суда и его характера вызывает разногласия. В связи с этим возник вопрос о церковной дисциплине и мерах ее поддержания. Выступавшие говорили о необходимости восстанавливать церковную дисциплину на уровне приходов. При этом отмечалось, что священник должен опираться на поддержку прихожан; был поставлен и вопрос о возможности создания приходского суда. Как предлагал о. М. Горчаков,