забыты церковные каноны. Вся почти наша жизнь пошла по другому руслу, проложенному немецкими умами. А остатки канонов церковных, действующие еще в нашем жизненном укладе и мешающие нашим доброжелателям развернуться во всю ширь своей удалой натуры, предлагают уже связать в мешок да бросить в воду[94].
Требование «восстановления церковных канонов» теперь все чаще выдвигали и люди, очень плохо разбиравшиеся в канонах. Так в «Санкт-Петербургских ведомостях» была помещена статья некоего «русского патриота», который предлагал:
На дела Русской Церкви должен обратить внимание русский министр внутренних дел, восстановить действие церковных канонов – прямая и первая обязанность гражданской власти ‹…›. Вся Русская Поместная Церковь благословила бы министра внутренних дел на немедленное проведение в жизнь церковных реформ[95].
В ответ Н. Гринякин в «Миссионерском обозрении», подмечал, что «за восстановление канонов ратуют те, кто канонов знать не хотят»[96]. О том же писала газета «День»:
Какое дело до канона пустопорожним петербуржцам. Они, собирающиеся облагодетельствовать Церковь возвращением ее к «канонической простоте», не знают на самом деле, что такое церковный канон ‹…›. Витте проникнут еврейско-радикальной ненавистью к духовенству[97].
Многие понимали, что в требование «возвращения к каноническому строю» можно вкладывать различный смысл. Некоторые авторы высказывали сомнения в том, что возвращение к канонам само по себе приведет к церковному возрождению:
Нельзя ожидать ‹…› что у нас церковная жизнь закипит только потому, что восстановлены будут канонические формы древней византийской Церкви, во главе Церкви будет поставлен патриарх, по главным городам будут поставлены окружные митрополиты, а по всем малым – епископы. Кто в настоящее время интересуется канонами? Многие ли из православных знают даже о существовании Книги правил? Кто стремится быть руководителем жизни, тот должен знать, чем «люди живы». Кто в настоящее время удовлетворится административно-бюрократическими реформами и мертвыми словами? Не можем же мы замалчивать, что народ проливает слезы над рассказами еретика, отлученного от Церкви, гр‹афа› Л.Н. Толстого, и со скукой слушает уснащенные текстами послания Синода, зевает, слушая современные проповеди пастырей Церкви[98].
С близких позиций выступил и Н.К. Никольский на заседании профессоров Санкт-Петербургской Духовной Академии:
Академия должна заявить, что если Церковь решилась начать свою жизнь чрез применение стародавних принципов церковной жизни, то в том только случае оно может привести к упорядочению и нормальному ходу ее, если оно прежде всего будет предназначено к сохранению истинного духа евангельских требований, и если только ради этого и после этого предстоящие перемены будут сообразованы по мере возможности с канонической буквою[99].
Выступая под флагом возвращения к каноническому строю, епископат в первую очередь добивался отмены власти обер-прокурора для того, чтобы играть большую политическую роль. Иначе понимало «каноны» приходское духовенство, для которого большее значение, чем учреждение патриаршества, имели вопросы о выборности епископата и о реформе прихода. Уже в 1905 г. наметилось противостояние епископата и белого духовенства, что отмечали публицисты:
В сознании и воле русской учительствующей Церкви в настоящее время происходит движение, которое неизбежно должно привести к принципиальному разногласию ‹…› между высшим правящим – монашествующим и низшим, приходским – белым духовенством ‹…› И члены Синода, и столичные священники указывают на необходимость вернуть Церкви каноническую свободу; те и другие выдвигают принцип соборности, те и другие настаивают на созыве Поместного Собора и избрании патриарха. Но по внутреннему стремлению, по вдохновляющему намерению, оба эти акта не только различны, но и противоположны друг другу, имеют наклон в разную сторону, ведут к разным горизонтам.