У нас нет иного рецепта для государства и общества, чем тот, который оставил нам преподобный Серафим Саровский: «Стяжи дух мирен, и вокруг тебя спасутся тысячи». Он сказал именно это, а многим, может быть, казалась бы более важной борьба за восстановление нормального церковного устройства, разрушенного Петром I, или за отмену крепостного права.

Думаю, если бы Серафим Саровский обратился с каким-либо общественным призывом, то за ним, быть может, пошло бы не меньше людей, чем за Лютером. Только последователи Лютера не создали ни идеальной Церкви, ни идеального государства, ни идеального общества, зато пролили много крови в религиозных войнах, навсегда расколовших духовное единство Европы. А ведь были движимы благими намерениями и справедливо указывали на действительные общественные и церковные пороки.

Поэтому в первую очередь надо прилагать усилия, чтобы сделать ценности небесного Отечества реальностью в жизни Отечества земного. Настолько, насколько это возможно. Насколько есть силы.

Сердце христианина не может соглашаться на попрание человеческого достоинства кем бы то ни было, в том числе и государством. Другое дело, что борьба за социальную справедливость не может быть автоматически ассоциирована со святостью. Святитель Иоанн Златоуст умер в изгнании, но канонизирован Церковью вовсе не за борьбу с пороками византийской императрицы. Точно так же странно думать, что Христос пришел на землю с благой вестью о недопустимости гладиаторских боев или рабства, которые, кстати, осуждались в античности многими задолго до христианства.

Он принес рабам и патрициям, гладиаторам и вольноотпущенникам весть о том, что они могут быть в вечности с Ним.

И задача Церкви в том, чтобы очередной собирательный (а на самом деле каждый раз живой и конкретный) император-язычник, или бюрократ-взяточник, или полицейский-беспредельщик, пусть пытающиеся пока судить о Церкви в доступных им языческих понятиях власти-подчинения, были бы ей не осуждены бесповоротно, не навсегда отвергнуты, но увидели бы перед собой путь к тому, чтобы и им покаяться и стать святыми. Ведь и вокруг них тоже могут спастись тысячи. Надо верить в человека, ради которого Бог сошел с небес.

Владимир Легойда – первый мирянин в высшем руководстве РПЦ. К Богу пришел на волне 1000-летия Крещения Руси, в Церковь – через МГИМО, стажировку в Штатах и даже написал книгу «Мешают ли джинсы спасению». Раньше официальных голосов у Московского Патриархата было два, после ухода отца Всеволода Чаплина разговор с общественностью идет спокойным полушепотом. О православии для панков, спорах с Патриархом, грехах и перерождении председатель Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ рассказал «Снобу»[1].

– Вы, мирянин, сделали серьезную карьеру в Русской Православной Церкви. Насколько я понимаю, таких, как вы, в топ-менеджменте РПЦ, если говорить светским языком, больше нет.

– Карьера и топ-менеджмент, пожалуй, не самая лучшая терминология для описания жизни Церкви. Но тот факт, что в высшем церковном управлении появился человек, не имеющий священного сана – это, действительно, первый случай в новейшей истории Церкви. Кстати, у меня три заместителя, они все миряне; есть миряне – заместители председателя и в других синодальных отделах.

Поверьте, я не для рисовки и не для красного словца говорю, но я не рассматриваю это как карьеру. В МГИМО, где я работал до 2009 года, можно было говорить о карьере. В 2009 году Патриарх призвал меня к церковному служению и круто изменил этим всю мою жизнь. Кроме того, я сразу оказался на позиции, выше которой мирянин вряд ли может подняться, потому что все остальное предполагает наличие сана, причем архиерейского. Так что у меня нет карьерных устремлений.