– Заходи, Луис. Присаживайся.

Сажусь в одно из жестких кресел возле стола и оглядываю комнату. По стенам развешаны реликвии и достижения старшей школы Фейерфилда, перемежающиеся фотками Агирре с выпускниками прошлых лет. Среди них теннисист, нападающий Национальной футбольной лиги и ведущая программы новостей. Впечатляет.

Интересно, а я лет через десять тоже буду висеть вот тут, на стене в кабинете директора, на фотке вместе с Агирре? Хотя в данный момент мне это точно не светит. Сейчас Агирре смотрит на меня со смесью раздражения и злости.

– В последний раз, когда мне пришлось вызывать кого-то из Фуэнтесов к себе в кабинет, это был твой брат Алекс. Он вечно впутывался в неприятности. – Агирре хлопает на стол папку с моим личным делом. – Я предполагал, что ты будешь не таким, как он, Луис. Во «Флэтайрон Хай» ты учился на одни пятерки. Твоя прежняя школа считается едва ли не лучшей в Колорадо для тех, кто хочет связать свою жизнь с наукой. Ты состоял в школьном почетном обществе, активно участвовал в студенческом совете, играл в футбол и был помощником капитана школьной команды по плаванию.

– Все верно, сэр, – киваю я.

Директор наклоняется ко мне.

– Тогда какого черта ты лезешь драться в раздевалке?

Пожимаю плечами.

– Не знаю.

Агирре медленно выдыхает.

– Если бы я получал доллар каждый раз, когда ученики отвечают мне «не знаю», то уже стал бы миллионером. Нет, даже миллиардером. Я придерживаюсь политики нулевой терпимости. Неважно, что вы с Джастином Дуганом не поделили в раздевалке, – это в любом случае становится моей проблемой. А хочешь знать, как я поступаю со своими проблемами?

Я не отвечаю.

Агирре снова наклоняется вперед и говорит – тихо, медленно, явно желая, чтобы я самозабвенно внимал ему:

– Мои проблемы означают выговоры тебе. Вплоть до отстранения от занятий. Три провинности – и ты исключен.

Он берет со стола синий бланк и протягивает мне. Я сглатываю. Мой первый выговор. И я, что бы ни стряслось, не собираюсь получать еще два. Даже если это будет означать, что все оставшиеся девять месяцев придется откликаться на «мексикашку».

– В мое личное дело это попадет? – спрашиваю, глядя на синюю карточку нарушителя.

– Боюсь, что да.

Вот блин. В голове проносятся видéния, как я врываюсь посреди ночи в кабинет директора и делаю так, чтобы запись исчезла из моего досье. В кино вон гангстеры сплошь и рядом вламываются в офисы и воруют документы. Выброс адреналина в этом случае мне точно обеспечен, особенно если все получится.

– А теперь выметайся! – командует Агирре. – Не хочу больше видеть тебя в своем кабинете, разве только попадешь в почетный список. Заройся в учебники и носа оттуда не высовывай. Тогда мы прекрасно поладим.

– Да неужели? – спрашиваю я.

– Нет, конечно. – Он улыбается и приветственно распахивает руки. – Добро пожаловать в старшую школу «Фейерфилд».

12

НИККИ

ЛУИС РАЗГОВАРИВАЛ С МАРКО и Марианой, когда его позвали к директору. Он так уверенно и целеустремленно направился в здание школы, что я не смогла оторвать от него глаз. Спасло меня только то, что Луис скрылся за дверью.

Тешу себя надеждой, что он меня не помнит, хотя странное чувство, зародившееся глубоко в животе, подсказывает, что нашу стычку на свадьбе его брата этот парень не забыл. Да и мог ли забыть? Я и сама отчетливо помню эту картину, последнюю, как он машет мне, совершенно… совершенно голый и возбуждающе привлекательный. Хотя самодовольства Луис, кажется, ни капли не растерял. Уже по одному тому, как он идет в школу, я вижу: он из тех харизматичных парней, что прекрасно знают себе цену.