– Что происходит? – снимая перчатки, поинтересовался он.

– Ничего особенного, – Эстрада пожал плечами. – Все как всегда.

– Прежде чем согласиться, каждая устраивает истерику. А ведь мы, можно сказать, осыпаем их золотом.

– Доброе утро, доктор Мурелес, – сказал Да Коста, шагнув навстречу хирургу.

– Дорогой сержант! – поздоровался тот, и на его пухлом лице заиграла улыбка. – Я не готов пожать вам руку, потому что еще не успеть помыть свою. Чем могу помочь?

Да Коста кивнул на толстых детишек, которые теперь ползали друг за другом по полу.

– Мне нужна почка. К Лумису обратился очень богатый клиент. И он чертовски спешит.

– Ему повезло. У донора, которого я только что оперировал, их было целых шесть – и три в хорошем состоянии. Так что одну для вас мы, конечно, найдем. – Он повернулся к Эстраде. – Они в операционной. Попросите кого-нибудь упаковать одну почку для сержанта.

Вскоре Да Коста вышел из клиники, держа в руках туристический термос в форме параллелепипеда.

– Дьявольская жара, – проворчал Меринос, вытирая пот. – Ты получил то, что хотел?

– Да. Толстосум будет доволен. И Лумис тоже.

Торопливо возвращаясь к условленному месту встречи по аллее между пальмами, Да Коста снова увидел тех же мальчишек. Парень постарше по-прежнему тащил маленького, их качало из стороны в сторону, и в попытке сохранить равновесие под тяжестью грузных тел слишком тонкие ноги ребятишек выписывали довольно замысловатую траекторию.

Муравьи, подумал Да Коста. Сумасшедшие муравьи.

Навстречу ему опять попался священник с палкой.

Пастор Сен-Дидье недоверчиво посмотрел на молодого священника, чуть ли не бегом проделавшего путь от Папского дворца.

– Как вы сказали, его зовут?

– Эймерик, – посланник пошарил взглядом в сырой полутьме центрального нефа. – Отец Николас Эймерик. Мне сказали, что он здесь.

Нахмурившись, пастор указал на доминиканца, который стоял преклонив колено в проходе, вдали от бегинок, собиравшихся читать розарий.

– Наверное, это тот, кто вам нужен. Он приходит сюда почти каждый день. Но его имя мне было неизвестно. Сколько бы я ни пытался с ним заговорить, он не удостаивал меня ответом.

– Он ведет себя так не только с вами, – рассмеялся молодой священник. – У отца Эймерика много достоинств, но дружелюбие уж точно не из их числа.

И правда. Когда молодой священник подошел к Эймерику и тихонько окликнул его, то получил в ответ весьма раздраженный взгляд, который смутил бы любого, кто сталкивался с инквизитором в первый раз.

– Вы монах Бернат Эрменгауди, верно?

– Именно так. Мы познакомились много лет назад. Да пребудет с вами Бог.

– И с вами. Что вам нужно?

– С вами хочет поговорить Его Святейшество.

Эймерик вздохнул, а потом поднялся.

– Хорошо. Я готов.

Шел 1365 год, и Николасу Эймерику из Жироны исполнилось сорок пять лет. Уже два года он, оставив свой пост Великого инквизитора Арагона, жил в Авиньоне. Приближенные папы относились к нему либо с восхищением, либо с ненавистью – без каких-либо полутонов; за несколько месяцев до этого он написал первые части «Руководства инквизитора», которое через десять лет, после окончания работы, принесет ему славу. Но и первые главы снискали одобрение понтифика, назвавшего трактат самым рассудительным и исчерпывающим руководством по искоренению ереси.

По зловонным улочкам Авиньона, небезопасным в ночное время, в сопровождении молодого священника Эймерик нехотя отправился в Папский дворец, чьи башни возвышались над городскими крышами. Он не любил ни его огромные залы, где чувствовал бесконечное одиночество, ни роскошь лиловых и пурпурных одеяний. Но авторитет папы Урбана был для Эймерика непререкаем, а понтифик, в свою очередь, относился к инквизитору с большим уважением.