Гартак отпустил ее, и женщина осела на пол.

Когда он осмелился выйти во двор, то увидел на нетронутой полоске снега синеющие следы лошади и человека. Волчьих следов не было.

«Значит, снова обернулся?» – холодея, подумал Гартак.

Январь 855[37]года от основания Рима. Новы

Если какая-нибудь гадость может случиться, то она непременно случится, просто потому, что богам всегда любопытно посмотреть: что же из подобной гадости может выйти.

В этот раз случилась нелепость.

Сколько ни ездил Приск одетый как легионер, непременно встречались ему на пути местные крестьяне, но ни разу какой-нибудь римский патруль. А тут нате – чуть ли не целая ала[38] всадников перегородила дорогу разведчикам. Приск и остальные четверо – в гражданских тряпках, при оружии, опять же частью фракийском, все перемазаны кровью, да еще трусят за их маленькой кавалькадой вьючные лошади и мулы, и на кобылах в придачу – две бабы. Разбойники чистой воды, тут и гадать нечего. Таких отправляют наместнику на суд, а чаще, чтобы не возиться, кончают на месте. Не жалуют разбойников римские солдаты.

У Куки, правда, был под одеждой диплом от легата Пятого Македонского, да что толку: печать давно сломана, половина строк на воске смазалась. На деревяшке отметка лишь, что диплом выдан легионеру Куке. Префект алы даже не поглядел на таблички – отшвырнул в снег: вообразил, что местные порешили какого-то римлянина, а теперь дипломом ограбленного тычут в нос представителям римской власти. Приск попытался предъявить Адрианово письмо на пергаменте, но префект опять же не стал читать. И немудрено: Адриан, умница, написал все по-гречески. А префект может и болтал на койне[39] бойко, да грамоту греческую разумел с трудом.

Самым подлым во всем этом деле являлось то, что ала была целиком собрана из иноземцев – по виду, скорее всего, сирийцев, в здешние места прибывших недавно. Значит, в лицо легионеров эти парни с Востока не знали, а уж болтали на латыни так, что хоть уши затыкай глиняными затычками. В принципе объясниться с ними было можно, да не в том дело! Никто же не собирался устраивать диспут с ними на греческом! Не это главное! Главное то, что сирийцы никак не могли распознать, что все пятеро обряженных в местные тряпки парней по говору явно не местные, а наверняка италийцы, быть может, даже из самого Рима.

Впрочем, надежда, что все вскоре все разъяснится, появилась, когда командир алы решил везти задержанных в римский лагерь в Новах. В Новы, так в Новы, возражать ни Кука, ни остальные не стали. Правда, ехать в Новы в ожидании дакийского нашествия легионерам «славного контуберния» не улыбалось – сам лагерь располагался практически на берегу реки, и варвары могли в любой момент пожаловать в гости. Неприятная перспектива, поскольку гарнизон Первого Италийского этой зимой был разбросан по прибрежным крепостям. В постоянном лагере в Новах сейчас легионеров явно недобор, но все же наверняка больше, чем в лагере Пятого Македонского в Эске. Так что (Кука был в этом уверен), среди бравых ребят наверняка найдется пара-тройка тех, кто без труда опознает легионеров из пятьдесят девятой центурии – ведь служат они под римскими орлами не первый год, вместе бывали в походах, нередко заезжали посланцы и целые вексилляции[40] из одного легиона в лагерь другого.

И таковой нашелся. Первое знакомое лицо, увиденное Приском и его друзьями в Новах, был центурион Нонний.

Центурион, убивший их товарища Квинта Мария. О том, что после убийства Квинта и учиненного легионерами бунта, Нонния перевели в Новы, слухи одно время ходили. Но друзья как-то не торопились эти слухи проверить – сладить с Ноннием ни у кого из них ни сил, ни влияния не было, так что легионеры предпочитали не встречаться со старым врагом, который при случае мог испортить им всю кровь до последней капли. В летнем походе Нонний участия не принимал – и это было даже неплохо: соблазн свести старые счеты мог обернуться для «славного контуберния» бедой.