Ярославу Андреевичу, в целом, было абсолютно поебать на их подтверждения, он не обращал на это внимания, его могло заинтересовать и тормознуть только одно – если хоть что-то, что он уже выстроил, после их сверки, хотя бы на йоту будет сомнительно, именно для того он их и держит. Когда мы с ним впервые разговаривали и он сказал, что думает о многих вещах одновременно он совсем не солгал. Сейчас, глядя на него, я абсолютно в это верила и понимала, что эти люди это его страховка и оптимизация его действий. Они работают одновременно, он и они. Создание и сверка, потому что работая над сложным, он может пропустить детали, а дьявол в них ведь кроется. Из-за небольшого недочета может слечь вся империя. Поэтому он учитывает все.

У его людей была только одна проблема – находясь в своей динамике, он не всегда вспоминал, что не все одарены такой же высшей формой логического анализа, идущего постоянно, настолько постоянно, что зачастую это даже не осознается. Потому что большая часть цепочек рассуждений у таких людей в режиме непрерывного и отработанного автоматизма, проста и привычна, и они далеко не всегда смогут объяснить, как именно пришли к определенным выводам, но неизменно к ним приходят, такова природа их личности. И Истомин периодически терял из вида, что смертные за его святейшеством не всегда поспевают и очень раздражался. Никак этого не выражал, даже голос был тот же, ровный, лишенный эмоциональной окраски, почти механический, но чувствовалось. Это ощущалось на интуитивном уровне, когда его бурлящий поток стопорился из-за секундной задержки с ответом одного из своих людей. И вот тогда в атмосфере разливался давящий лед его раздражения, терновым венцом впивающийся в голову, особенно в ту, что проштрафилась, и я готова была поклясться, что у нас у всех одновременно в мыслях появлялось скорбное: «покойся с миром, брат», когда мы видели, как смотрит Истомин на тотчас не ответившего ему подчиненного. Егор под этим взглядом чуть не обделался, Олег храбрился, но тоже видно было, что пересрался, а вот у его людей была диаметрально противоположная реакция - они сразу же переставали нарушать его ритм. И снова все шло в прежнем режиме, с очень интересной особенностью Истомина - скоростью, при которой его слова сливались, потому что его речевой аппарат очень гармонично работал с неистовым ритмом его мозга. Мне кажется, этот его язык полностью понимал только Вадим, молниеносно расчерчивающий проговариваемую Истоминым схему на доске под внимательно, почти не моргающе следящим за его руками Ярославом Андреевичем.

И внезапно:

- Ярослав Андреевич…

Резкий сбой системы. Повисла мертвая тишина. Все сразу и одновременно посмотрели на мужчину, сидящего в трех креслах от меня и уставившегося в экран телефона в своих в руках.

Мужчина шумно сглотнул, с безумным напряжением во взгляде посмотрел на Истомина, повернувшего к нему непроницаемое лицо, и негромко произнес:

- Можно вас?

Тот кивнул и тут же встав с кресла направился на выход. Мужчина вышел за ним. Ожидание в полной тишине, и оно было недолгим. Истомин вошел в конференц зал через пару минут, направился к стулу, где было через спинку перекинуто его пальто и запустил руку во внутренний карман.

- У тебя есть номер Власова? - поднял взгляд, адресовывая вопрос Вадиму.

- Сейчас, - Вадим быстро достал телефон из брюк и на ходу в нем роясь направился к Истомину, достающему из внутреннего кармана портмоне.

Истомин взял протянутый Вадимом телефон и вышел, но вернулся назад еще быстрее, чем до этого. Невозмутимо опустился в кресло и велел продолжать. Тот мужик, что вышел вслед за ним так и не вернулся.