Турецкий взглянул на припаркованную у тротуара раскаленную «Ниву» и отказался:

– Я лучше на метро, там прохладно.

Нужно было все-таки на Славке подъехать, вяло упрекал себя Турецкий, с семиминутным опозданием проникая к Меркулову.

В кабинете заместителя генерального прокурора натужно ревел кондиционер, создавая вполне сносную атмосферу. Константин Дмитриевич и еще какой-то толстый тип сидели за маленьким столиком и потягивали чай со льдом. Красное щекастое лицо посетителя лоснилось от пота, и он поминутно обтирал его огромным клетчатым платком. Пиджак гостя висел на спинке кресла, узел галстука покоился где-то в области живота. Лицо это Турецкий уже определенно где-то видел, – скорее всего, по телевизору. Наверняка какая-нибудь правительственная шишка со своими личными неразрешимыми проблемами, которые никак нельзя доверить обычным ментам не вследствие реальной сложности и глобальности, а просто потому, что чин обязывает пользоваться исключительно услугами следователей по особо важным делам.

Меркулов Турецкому ничего не сказал, только посмотрел на часы, а потом поверх очков на «важняка» со значением. Гость с некоторым трудом вынул себя из кресла и, для проформы подтянув галстук сантиметра на полтора вверх, начал знакомиться:

– Промыслов Валерий Викторович. Наслышан о вас как о высоком профессионале. Рад встрече и возлагаю на ваш профессионализм большие надежды. – Он перевел дух и вытер снова взмокший лоб. – Жарко, не правда ли?

– Лето же, – сдержанно ответил Турецкий.

– Я тут начал было излагать Констанин Дмитричу подробности… – Промыслова прервал звонок мобильника. – Извините. – Он, поморщившись, взялся за трубку: – Слушаю. Да-да. Да слушаю же. Черт, вот вам и японская техника, ничего не слышно. – Он беспомощно посмотрел на трубку, издававшую нечленораздельные хрипы, а потом на Меркулова: – От вас можно позвонить?

Костя кивнул в сторону батареи телефонов на своем столе.

– Зеленый – городской.

Промыслов поплелся звонить, а Турецкий, придвинув к столику третье кресло, уселся под самый кондиционер и щедро навалил себе в стакан льда, лимона, сахару и плеснул немного чая.

– У него сын пропал, – вполголоса сообщил Меркулов, – хочет, чтобы ты нашел.

– А собака у него не пропала? Или, может, попугайчики, или рыбки из аквариума?

– Не паясничай. С генеральным уже все согласовано.

– Вот так, значит? – надулся Турецкий. – Как в отпуск, так нельзя. Дела государственной важности, Россия гибнет без «важняка» Турецкого. А дела-то всего – вернуть блудного сына под родительский кров. Кстати, кто у нас папа?

– Вице-премьер. Ты что, телевизор не смотришь?

– Зимой смотрю, а летом он у меня бастует – жарко, говорит, транзисторы плавятся.

Промыслов наконец закончил разговор и, отдуваясь, вернулся в кресло.

– Дело, Александр Борисович, деликатное и, возможно, для вас необычное. Пропал человек, Промыслов Евгений Валерьевич. Как вы уже догадались, мой сын. В последний раз Евгения видели десять дней назад в его квартире на Цветном бульваре, откуда он ушел в сопровождении подозрительных личностей, и с тех пор о его местонахождении ничего не известно. Евгению тридцать два года, не женат, родственников, кроме нас с супругой, нет. Последние полгода не работал. Его мать настаивает на том, что это похищение, и в принципе я с ней согласен…

– Вам выдвинули какие-то требования? – справился Турецкий.

– Нет. Пока, во всяком случае, нет.

– А не мог он просто уехать с друзьями, например к морю, лето же?

Промыслов сокрушенно покачал головой:

– Я не сказал вам самого главного. Евгений употребляет наркотики. И… поскольку постоянных источников дохода у него нет, он вынужден регулярно обращаться за деньгами ко мне или моей жене…