Зеленый, завидев хозяина, хлопнулся на бок и притворился мертвым, а сиреневый взволнованно вспорхнул, звякнув хрустальными сосульками, и, разумеется, был незамедлительно сбит ракеткой. После чего Коржевский замотал дверцу клетки проволочкой и спрятал ракетку в шкаф.

– Чем-то еще могу помочь?

– Само собой, – кивнул Турецкий. – Вы давайте-ка расскажите все, что сможете вспомнить, о Промыслове, а я, возможно, что-нибудь из этого и выжму.

Коржевский откупорил еще одну баночку пепси.

– Познакомились мы в колхозе. На первом курсе нас сразу же отправили в колхоз на морковку. Жили в каком-то пионерлагере, на поле нас возили автобусами, а после ужина, часов в девять, зачем-то вырубали свет, и народ вечерами палил костры и по очереди рассказывал всякие страшные истории. Так вот Женькина коронная история, которая буквально покорила всех, была про то, как его в детстве похищали инопланетяне. Причем тогда еще никто никаких «Секретных материалов» не смотрел, так что, понятное дело, все были в восторге и многие, как ни странно, ему верили. А когда он сказал, что у него на правом бедре после посещения летающей тарелки осталось родимое пятно, на котором эта летающая тарелка изображена хоть и схематически, но очень похоже, такое началось! Наши женщины писались в очередь, чтобы в интимной обстановке поближе рассмотреть заветное пятнышко. Короче, Женька был центром тамошней вселенной.

– И вы тоже интересовались инопланетным разумом? – спросил Турецкий, чтобы спросить что-нибудь.

– Нет, со мной он сошелся вначале на почве любви к меду. В соседнем селе, совсем недалеко от нашего лагеря, была пасека, и мы по ночам бегали воровать мед. Весь первый курс Женька проторчал в каких-то СТЭМах, КВНах и прочей самодеятельности, еще был комсомольским активистом, оформлял какие-то газеты, устраивал какие-то товарищеские суды и антиимпериалистические акции и при этом еще нормально учился. А у меня, во-первых, талантов особых не было, разве что бегал я неплохо, а во-вторых, учиться оказалось довольно трудно. Как, вы еще не засыпаете?

– Да нет пока, – откликнулся Турецкий, хотя на самом деле уже откровенно «кунял».

– Сами же просили все подряд.

– Конечно, конечно, я слушаю.

– Перехожу к новейшей истории. Я отслужил в армии, Женьку не взяли, что-то у него было с легкими. Когда я восстановился в институте, Промыслов меня сам нашел и предложил познакомить с классными ребятами. Как оказалось, классные ребята были наркоманами. Глотали таблетки из противорадиационной аптечки, кажется, «торен» называются или «тарен», не помню. И Женька уже довольно основательно подсел. Вот, собственно, и все.

– То есть как все?!

– Да так. Я честно пытался его отвадить, но безрезультатно. Мать его все мне звонила: вы же с Женей друзья, нужно мальчика спасать. – Коржевский смял рукой пустую банку из-под пепси. – А что, папаша его уже всю прокуратуру купил или вы в свободное от работы время, в порядке личного одолжения, поисками занимаетесь?

Турецкий подумал, что вопрос, конечно, интересный.

– Возбуждено уголовное дело по факту похищения человека – статья сто двадцать шестая Уголовного кодекса… А после института вы, значит, совсем разбежались?

– Почему же. Встречались раз в несколько месяцев. Он меня еще раз пытался в наркоманы записать. Но к тому времени он уже стал героинщиком и поволок меня в натуральный притон. На квартиру какого-то Вовика или Вовчика. Который был еще и гомосексуалистом. Милая компания.

– А Промыслов?

– Что?

– Промыслов тоже был гомосексуалистом?

– Н-не знаю. Вам бы поговорить с этим Вовиком, если он, конечно, еще жив. Я слышал, редко кто из героиновых наркоманов доживает до тридцати. Женька вот – исключение, возможно, и этот Вовик еще держится. Если хотите, я даже, пожалуй, вспомню, как его найти…