За этот год мама и бабушка приезжали ко мне дважды. Разумеется, вместе с Владимиром Андреевичем, который теперь официально назывался моим отчимом, потому что ему всё же удалось зазвать маму под венец. В общем и целом, жизнь текла своим чередом. Микель радовал, давая выспаться ночами и примерно ведя себя днём. Разве что очень любил восседать на руках, но с этим мы с Машей справлялись. Она, кстати, была моей правой рукой во всём, что касалось ребёнка, и я мало представляла себе, как сумела бы преодолеть все трудности без дочери Владимира Андреевича, ставшей мне настоящей подругой.
С Верой же наше общение перетекло исключительно в сеть. Мы часто списывались, она знала о том, что я родила сына, даже пару раз видела его по скайпу. Но на этом всё. Общих знакомых, включая Зеленова, мы не обсуждали. Эта тема негласно стала своего рода табу. И я была благодарна Вере за то, что она её не поднимала.
- Собирайся, идём на набережную, - безапелляционно заявила Маша, когда я, докормив и переодев Микки, собиралась уложить его рядом с собой и предаться обычному своему занятию - бесцельному просмотру телевизора.
- Не хочу, - помотала головой и, устроив Микеля на кровати, начала искать пульт.
- Никаких не хочу! - вдруг грозно выдала Маша, после чего, забрав ребёнка… ушла.
Её поведение меня озадачило. Это мягко говоря. Подобного от Машки я ещё не получала.
- Я правда не планировала прогулок. Тем более, по набережной. Микки уже гулял, - сказала я, выходя из комнаты.
- Ага. В сквере три на пять, где и двух шагов не сделаешь.
Маша деловито уложила моего сына в коляску и принялась осматриваться, видимо, в поисках своей сумочки. Сама она уже была готова к тому, чтобы отправиться на прогулку, надев простой льняной комбинезон и балетки.
- Я не люблю быть на людях, ты же знаешь, - попыталась я воззвать к Маше, но она была непреклонна.
- Мы ждём тебя внизу. Даём пять минут на сборы. Всё.
И с этими словами она покатила коляску к выходу из квартиры, оставив меня наедине с собой и своим недоумением.
Сидя за столиком кафе, в котором мы «приземлились», чтобы выпить лимонада и отдохнуть, я чувствовала себя неуютно. Мне всё казалось, что взгляды окружающих направлены исключительно на меня и ни на кого кроме. От этого становилось не по себе.
- Знаешь, есть такая фишка, - начала Машка издалека, отпив лимонада и отставив стакан на стол. - Каждый человек, он как бы сфокусирован на себе. Всегда и в первую очередь. То есть, ты всегда прежде всего думаешь о себе. О том, как выглядишь для окружающих, о том, правильно ли на тебе сидят джинсы. Понимаешь?
Я-то понимала. Наверное, как никто другой. Но Машке хорошо было говорить - у неё как раз с фигурой и внешними данными всё было в полном порядке. Жгучая красавица-брюнетка, да ещё и стройная, как кипарис.
- Понимаю. Но не соображу, к чему ты клонишь.
- К тому, что эта фишка работает во все стороны. Ну… - она задумчиво повертела рукой в воздухе, - остальные люди тоже сфокусированы на себе. Им нет никакого дела до тебя, они сосредоточены на своём внешнем виде, на своих проблемах… на своей одежде, наконец, - проговорила Машка.
- Ну, я бы с тобой поспорила, - покачала головой. - Ты просто не была на моём месте.
- Не была, - согласилась Маша. - Но мне очень не нравится, что ты стала затворницей.
Я тяжело вздохнула и передёрнула плечами. Меня всё устраивало. Ну, как минимум в том, что касалось моей жизни, где были Микель и нежелание показываться на людях. Конечно, рано или поздно мне предстояло из этой скорлупы выбраться, но только не сейчас. Впрочем, Маша со мной была категорически не согласна.