Мне несвойственно все это, Дина говорит, что я циник и потребитель, а еще грубый в сексе, но ей нравится. Я даже не считаю все то, что сейчас произошло, изменой своей девушке, а ведь я решил, что Дина подходит идеально и вписывается в мою дальнейшую жизнь на ближайшие лет пять-семь, может, больше.

Нервно тушу сигарету, иду в душ, пора заниматься делами, а не думать черт-те о чем.

***

— Регина, ты где была?

Бабуля услышала, как хлопнула дверь, я совсем забыла, что надо было зайти тихо.

— Показалось, что стучали, — говорю как можно спокойнее, чтобы не вызвать лишних вопросов.

— И кто там?

— Никого.

Ухожу в свою комнату, сажусь на кровать, смотрю на руки, пальцы дрожат. Я думала, что безответно любить больно, когда тебя не замечают, когда ты всего лишь тень.

А оказалось, хуже, когда заметили, когда взяли то, что предложила, а потом просто снова указали на дверь. Нет, Матвей не сказал это словами, но я и так все поняла.

Но ведь это все еще ничего не значит, и его холодность, она показная, ведь так? То, как он целовал и любил меня, значит гораздо больше.

Или я ошибаюсь?

Легла на бок, свернувшись в позу эмбриона. Слез уже не было, я не могла понять и уловить своих эмоций. Счастье, радость, любовь, горечь, обида — все смешалось.

Вот, оказывается, как это бывает в первый раз. Прижимаю пальцы к губам, они все еще помнят его поцелуи. А кожа — каждое касание и ласку.

Не жалею, ни о чем не жалею. Я отдала свою невинность тому, кого люблю.

Все будет хорошо, Матвей сказал это все не со зла, пройдет день, и он снова меня поцелует, как этой ночью.

За окном раннее утро, я проваливаюсь в сон, словно падаю с крутого обрыва в черную пропасть.

9. Глава 9

— Регина, ты меня вообще слушаешь?

Отрываюсь от чашки чая, который я просто мешаю ложкой, смотрю на бабулю. На самом деле не знаю, о чем она говорила все то время, что мы сидим за столом.

— Извини, задумалась. Так о чем ты говорила?

— Ты какая-то бледная, заболела? Надо измерить температуру, с этой невыносимой жарой и под кондиционерами можно подхватить воспаление легких.

Да, я, наверное, действительно заболела, но лучше бы простудой, чем вот так. Внутри такая пустота, а еще боль. Не понимаю, почему первую любовь возносят до небес и слагают о ней поэмы и стихи. Это совсем не красиво, даже уродливо в моем случае.

Бабуля начинает искать градусник, что-то все говорит, а я не слушаю и не понимаю ее.

А может, это вовсе не любовь, и все пройдет? Ну был секс, это для меня он особенный, для Матвея Жарова, мужчины старше меня на двенадцать лет, вполне рядовое явление. Вчера я, сегодня какая-то другая, взять хотя бы ту девушку, Дину, с которой он говорил по телефону.

Она может быть его невестой или даже женой.

— Вот, нашла, измерь температуру.

— Бабуль, да все в порядке, не выспалась просто.

Все-таки выполняю просьбу, ставлю градусник.

— Я вчера звонила твоей матери-кукушке, у нее, конечно, как обычно, нет времени на собственную дочь, о муже я уже молчу. Господи, лучше бы они развелись, и Костя был бы счастлив. У него и так проблем хватает, мужчине нужна поддержка.

— Каких проблем?

— А у нее, оказывается, там презентация очередного вертепа. — Бабуля не замечает мой вопрос или так умело делает вид.

— Не начинай. Она мне звонила вчера, сказала, что не сможет приехать, звала к себе.

— Не доведи господь ехать в эту клоаку! — Алевтина Германовна вскинула руки, потом прижала их к груди, забрала у меня градусник, надев очки, посмотрела на него. — Температуры нет.

— Я говорю, все нормально.

— Да куда там нормально? Бледная вся, ничего не ешь, коленки разодраны, надо было на этого паразита написать заявление в полицию. А то надо же, франт какой, пришел утром, привез велосипед.