Признаться, я в шоке от его внешнего вида. Куда бы мы ни ездили, а за три года я лишь раз видела его в джинсах, даже подшучивала, что он прирос к костюму. Он даже на прогулку в парке умудрялся надеть классический костюм и, признаюсь, отлично вписывался в обстановку. Сейчас же он появился в спортивных штанах, помятой футболке и с растрепанными волосами. Синяки под глазами его ни капли не украшают. Возможно, мои чувства неправильные или даже ужасные, но мне чертовски приятно знать, что не только я страдала все это время.
— Герман, что бы ты ни сказал, уже ничего не изменить, как бы ты ни оправдывался, между нами все закончилось в тот день, когда ты выбрал другую, — голос предательски задрожал. — Твоя любовница беременна, а я нет – по-моему, выбор очевиден. — Фух, это сложнее, чем кажется, особенно когда смотришь в любимые глаза. Не хочу врать самой себе, я люблю его, от такого чувства не избавиться по щелчку пальцев.
— Ни черта он не очевиден! Да, я совершил ошибку, обманул твое доверие, но мы еще можем все исправить, — эти слова кажутся заезженной пластинкой.
Дома он говорил тот же бред о прощении и искуплении собственных грехов. Я часто слышала, что женщины должны быть умнее, должны прощать и сохранять семьи, но я не вижу связи между умом и мужскими изменами. Что спасать? Какую семью? Когда пятьдесят процентов этой семьи решили весело отдохнуть на стороне. Нет, бред это все, в настоящих семьях такого не бывает.
— Ты себя слышишь? Что исправлять? Ты спал с другой в нашу годовщину свадьбы, — срываюсь, кричу прямо ему в лицо.
Герман и правда меня не слышит или делает вид, что не слышит. Против моей воли пытается обнять, ухватить за руку, а я отталкиваю, его прикосновения будто оставляют ожоги на коже.
— Маш, я понимаю, ты сейчас на взводе. — Он тяжело вздыхает, отступая на шаг назад. Ерошит и без того лохматые волосы и поднимает на меня жалостливый взгляд побитой собаки. — Я дам тебе время остыть, обдумать все хорошенько.
Отталкиваю его руку, тянущуюся к моему лицу.
— Мне не нужно время, Герман, я все решила. На имущество не претендую, детей у нас нет, все свое я забрала, позже вернусь за ноутбуком. На этом все.
От клокочущей внутри злости хочется закричать, вылить всю боль наружу, но понимаю, что это ничего не даст и ничем уже не поможет.
Герман действует на опережение. Не успеваю опомниться, а он уже стоит рядом со мной в коридоре квартиры и пытается поцеловать. Ни мои попытки отстраниться, ни слова протеста никакого эффекта не возымели. На крик прибежала Ритка – это отвлекло Германа, и мне удалось выскользнуть из его объятий.
Скотина, как он мог применить ко мне силу? Сжимал до хруста костей, руки заламывал за спину. Нет, этот человек не мой муж, точно нет.
— Уходи, — шиплю и пытаюсь отдышаться.
Ритка в ужасе снова скрылась на кухне, но чувствую, в любой момент выскочит оттуда и с кулаками бросится на Германа.
— Не уйду, пока мы не поговорим. — Затравленный взгляд исчез, теперь в нем больше власти, и еще этот хищный оскал. — Маша, ты хорошенько подумай, что будет, когда мы разведемся.
— Подумала, — отвечаю с вызовом, — не будет обмана и лжи, а остальное меня мало волнует! Уходи, Герман, не делай еще хуже.
Конечно же, не слушает меня. В родных глазах мелькает нечто такое, отчего кожа покрывается мурашками. Мне впервые становится страшно от его присутствия. Он ведь не будет насильно возвращать меня домой? Я уже ни в чем не уверена.
— Маш, давай все решим по-хорошему.
Нервно икнула. Это он сейчас угрожает мне?
— Не делай еще хуже, просто оставь меня в покое, мне ничего от тебя не нужно.