Природная худоба, которой был награжден Альберт Никифорович, вполне себе смогла бы спасти его положение. Но этого не позволили сделать инстинкты. Доктор, полетевши вниз, мгновенно растопырил руки и принялся кряхтеть, пытаясь выбраться наверх. Стоявшие рядом люди стали ему помогать в этом, но что-то не пускало несчастного наверх. Последнее, что увидел доктор, это выпученные в ужасе глаза котроллера, что сидел в своей стеклянной будке и неистово жал на кнопку остановки линии. Линия почему-то не останавливалась.

Валька, крепко обхватив лодыжки доктора-врача, висел на нем и очень громко что-то кричал. Его пытались перекричать люди, что тщетно старались высвободить доктора из этих объятий, кричал и сам доктор. Молчал только один лишь котроллер, донельзя раскрывший рот и тупо бивший теперь уже по всем кнопкам подряд.

Валя не хотел разжимать руки. Он хотел так и проникнуть вместе с ним в пасть прожорливого металлического гиганта, чтобы убедиться наверняка, что тот оказался на том свете и продолжать доставать его даже там. Но за миг до трапезы, он все же растопырил руки, пролетев всего полтора метра, больно упав на колени.

– Как же смешно он болтает ножками, – сказал Валя, не слыша своих слов. Спустя мгновение босые ноги исчезли в недрах вала, что продолжал ответственно вращать механизм жизни человеческой прервав лишь одну и то, потому что попросили.

Визги, доносившиеся сверху, перекрывали своим неистовством даже канонаду подземного механического мира. Валя, все еще стоя на коленях, раскинув руки, улыбался той жуткой улыбкой, которой улыбался его отец. Плоть и кровь.

Теперь обратно, наверх. По той же самой ленте, что привела его сюда. А затем вновь обратно – вниз.

– Что у вас тут происходит?! – гневно хмуря бровями, репетировал свое недовольство Валентин, как это делает всякий слесарь, когда что-то ломается и его заставляют работать.

Глава следующая.

Картина предстала, мягко говоря, не очень. Лента продолжала ответственно работать, издавая угнетающие скрипы в виду попадания в основные ее механизмы инородной биомассы. Другие же биомассы непроходимой толпой сгрудились возле места происшествия. Те, кому не посчастливилось лицезреть то, что осталось от им подобного (останки которого, к слову говоря, прикрыть никто не осмеливался) неминуемо выворачивали свои желудки наизнанку и устремлялись прочь. Им на смену приходили другие, более отважные люди, но, желудки у всех имеют вид и реакцию совершенно схожую.

Кесареву – кесарево, – подумал Валентин, довольный своим столь остроумным замечанием.

– Что у вас тут происходит?! – в сердцах гневно выпалил слесарь, проталкиваясь сквозь плотную толпу, орудуя вовсю локтями.

Никто ничего не ответил, хотя, заприметив человека в робе метрополитена, принялись несколько почтительно расступаться. Кто-то поскользнулся на чем-то и упал, принявшись истошно вопить.

– На стаканах тут все спите что ли?! А ну! Дайте пройти! – Валентин решил зайти сразу с козырей. Сработало. Воцарилась человеческая тишина, нарушаемая лишь работой ленты. Окинув суровым взглядом бледно-зеленые лица, Валя уставился на дело своих рук. Увидав обезображенное донельзя то, что осталось от главного акушера страны, Валентин едва удержался от того, чтобы не увезти свой взгляд в сторону и, по правде говоря, содержимое его желудка подпрыгнуло к самому горлу. Лишь усилием воли Вале удалось справиться с реакциями и непосрамиться на глазах у всех. Хотя, если бы это и произошло – никто бы не удивился.

Оттолкнув двух юнцов от ползущей вниз ленты ступеней, Валя заприметил вдалеке, ползущий к нему навстречу, черный прогал отсутствующего элемента ступеней, на одной из которых четверть часа назад болтался доктор. Развернувшись, Валя уверенным шагом направился в кабинку контролера и, выпихнув того с поста, принялся манипулировать с рычажками, прибавляя ходу ленте, до тех пор, пока заветная «34» не показалась у самых ног, и выключил эскалатор. Стало заметно тише и от того спокойнее.