- Ну что ж, проходите. Хотелось бы узнать подробности.

И я смело, а отчасти – безрассудно, пригласила в свой дом беду…

Худенькая, невысокая блондинка. Именно её видела в машине с мужем. Рассмотрев девушку вблизи, поняла, что она похожа на меня в молодости. Сколько ей? Восемнадцать? Двадцать?

Проводила их с подружкой в комнату, усадила на диван. Маме сказала, что мне нужно поговорить с девочками. Она насторожилась, но вопросов задавать не стала.

- Слушаю, - села в кресло и скрестила руки на груди, чтобы они не тряслись. Сжала зубы, готовые отстукивать азбуку Морзе.

Рита тоже чувствовала себя не в своей тарелке, но в то же время была полна решимости довести начатое дело до конца.

- Мы познакомились в школе. Коля приехал забирать Сашу, а я там училась в выпускном классе. В общем, он стал меня возить домой после занятий, приглашать в кино, кафе…

Боже, как это всё было мне знакомо. Перенеслась на одиннадцать лет назад и вспомнила его ухаживания за мной: ничего не изменилось.

Девушка рассказала, как Коля лишил её девственности на нашем диване, хлебнув перед этим из бара коньяка для храбрости. Не уточнила, было ей на тот момент восемнадцать или нет.

Как таскал к нам домой, пока я была на работе или летом у родителей на сенокосе.

У меня уже стучали зубы, но словно мазохистка задавала ей вопросы и получала ответы, разрезающие моё сердце на куски.

Коля покупал подарки, золотые украшения, одевал, оплачивал учёбу в вузе на заочном. Рита работала секретарём рядом с моим мужем. Он её устроил на работу или нет, не стала интересоваться.

Когда учил водить машину, она въехала в сугроб. Мне же муж сказал, что сам случайно повредил бампер.

Рита жила с мамой и младшей сестрой. Папа ушёл к другой женщине, когда ей было десять. Теперь же она лишала моего сына отца, совершенно не отдавая себе отчёта, что причиняет ему такую же боль, которую сама испытала когда-то.

В разговорах с ней Коля утверждал, что больше никогда не женится – двух браков с него достаточно. Разводиться тоже не станет, отец может лишить его поддержки за такие дела. Но если жена узнает правду, то развода не миновать. Вот Рита и задумала подтолкнуть меня к решительным действиям. Ей тоже надоело испытывать неопределённость...

Но больше всего задело то, что мой сволочной муж в тридцатиградусный мороз отвозил утром любовницу на работу, которой было рукой подать до офиса, а наш сын шёл двадцать минут пешком до школы, отмораживая себе руки и лицо. За ребёнка я была готова порвать их обоих. И простить такого пренебрежения уже не могла…

Мама то и дело заглядывала в комнату во время разговора. Думаю, она догадалась, кто к нам пожаловал.

Когда Рита с подругой ушли, я не плакала. Меня словно окунули в жидкий азот: внутри всё застыло и только голова работала чётко и ясно, составляя план мести и выживания.

Нет, покорной овцой я не была и всепрощающей мягкосердечной амёбой тоже. Мне сделали больно? Моего сына заставили страдать? Что ж, я не буду сидеть на берегу реки и ждать, пока мимо проплывёт труп моего врага. Испортить жизнь обидчикам мне вполне по силам…

Мама с испугом наблюдала, как одеваюсь, беру пакет, резиновые перчатки. На меня снизошло адское спокойствие: ни истерики, ни слёз, ни нервной дрожи.

- Доченька, ты куда?

- Мам, я скоро приду. Не волнуйся, всё нормально.

Дошла до теплотрассы, надела перчатки, надёргала от труб стекловаты в пакет, завязала его и вернулась домой. Расстелила на столе газету, снова надела перчатки, ножницами измельчила стекловату, превратив её в пыль. Достала из шкафа трусы благоверного и нанесла изнутри невидимый слой этой пыли: «Пусть почешет своё хозяйство, раз не умеет его в штанах держать».